Стремительный - [10]

— Серьезно, Райф. Вытрахай из нее все дерьмо.

— Это приказ?

— Да, черт возьми. Ты заслужил это.

Я был полным придурком, так как чувствовал, что он прав.

Пятая глава Неряха

Алекс

Впервые я увидела Райфа, когда он выбивал дерьмо из моего брата. Ну, ладно, это было преувеличением, но даже глазами тринадцатилетней девочки, я понимала, что у Зака не было шансов выстоять.

Все мускулы Райфа напряглись, пот стекал по его бицепсам, когда он применил удушающий захват. Мысленно я возвращаюсь в тот день. Они бились не по-настоящему. Просто тренировались в одном из спортзалов нашего отца. Черт, если бы я хоть немного тогда думала. Я не могла оторвать свой взгляд от Райфа. Его темные, немного завившиеся от пота волосы, прилипли ко лбу. Помню поджатые губы мамы и её напряженную спину, когда мы стояли, глядя на это. Ее рот был открыт, словно она хотела закричать: «Отпусти его!». Мы пришли почти к концу тренировки, и маме нужно было лучше знать, что там происходит. Она никогда не могла спокойно стоять, когда Зак получал по яйцам.

Райф просто схватил его за горло, а потом оттолкнул. В этот день Райф и Зак стали лучшими друзьями. Как и следовало ожидать, в этот же день я запала на Райфа.

В мой первый день в средней школе я стала Мисс Популярность по двум причинам: первая — я была Де Лука — приемная дочь Эббота Де Луки, известного за его колоссальный рекорд в чемпионате по боям без правил; и вторая — я была сестрой восходящей звезды Захария Де Луки. Связь с Райфом Мейсоном, превзошедшего моего брата по умениям, технике и беспощадности в бизнесе, сделало мою судьбу. Я стала светской львицей.

Я ненавидела таких девиц и хотя им, похоже, было наплевать на мое полное безразличие, никто так и не получил возможности попасть в мой дом. Они хотели попасть туда ради тестостерона, и мне было все равно, но только до тех пор, пока они держали свои руки подальше от Райфа. Он был старше меня на шесть лет, но в моей голове он все равно был моим, хотя и не знал об этом.

Однако Зак все же заметил, как часто я стала упоминать его лучшего друга, и тогда проявилась ревность, опасное чувство собственности. Их дружба стала похожа на соревнование.

Мы с Заком стали близки после свадьбы наших родителей, вероятно ближе, чем большинство сводных братьев и сестер. Мы часто спали в одной кровати, ютились под одеялом, когда папа напивался или у мамы были очередные срывы, вынуждавшие ее посещать психиатрические клиники. Их брак рассыпался под крики. Мои уши не понимали слова, что рассекали воздух как оружие массового уничтожения.

То, что Зак был на моей стороне, успокаивало меня, но я взрослела и понимала, что наши отношения выходят боком, особенно когда присутствие Райфа окончательно достало Зака, и он стал чужим для меня.

Полиция арестовала невиновного человека, а я позволила это сделать.

Я не могла обвинять никого, кроме себя самой, за мое нынешнее затруднительное положение — голая и замерзшая, задница болит от бетона, совершено униженная. Я почти писалась под себя каждый раз, когда что-то шевелилось в темноте. Как глупо бояться грызунов, когда человек, которого ты когда-то очень хорошо знала, держал тебя как заложника.

Дверь неожиданно распахнулась, и свет проник внутрь. Я прищурилась, даже тусклый свет был слишком ярким. Райф спустился вниз по ступенькам и остановился за пределами клетки.

Я не могла сказать, сколько времени прошло с того момента, как проснулась в этой дыре, но судя по моим слипшимся волосам и запахе немытого тела, где-то дня три. Я потеряла счет его визитам. Первый был наиболее примечательным, так как он принес ведерко, чтобы я справляла нужду, а так же еду и бутылку воды, а потом вышел, не отвечая на мои мольбы. Все его визиты были безрезультатны, и я перестала ныть, принимая тот факт, что я пробуду здесь некоторое время.

Я присела в углу и обняла ноги руками.

— М-мне холодно, — сказала я, стуча зубами. — Можно мне одеяло? Пожалуйста?

Он открыл дверь и зашел внутрь.

— Я провел недели в камере, голый, прямо как ты. Думаешь, у меня было одеяло? — он опустился на колени и взял мой подбородок. — Обычно, меня избивали, прежде чем отправить в камеру, а иногда они даже не кормили меня, — его рот сложился в тонкую линию. — Тебе повезло, что я не такой говнюк, как те охранники.

Я смотрела, пытаясь преодолеть вину, которая сковала мое сердце. Мне хотелось утешить его, стереть эти восемь лет из его памяти. Невозможная затея.

— Что ты хочешь от меня? — спросила я. — Ты хочешь ранить меня, трахнуть?

Что бы он ни собирался сделать со мной, скорее бы он уже начал. Ожидание заставляло меня нервничать.

— Ты забрала восемь лет моей жизни. Я думаю, будет справедливо, если я заберу твои.

Я не могла поверить в то, что слышала. Его слова шипели внутри моего живота, как кислота.

— Ты собираешься держать меня здесь восемь лет?

Он крепче сжал мой подбородок.

— Ты голодна?

Его нежелание отвечать не укрылось от меня. Что-то поменялось с его последнего визита. Он оторвался от своей рутины, и я не знала, что это значит. При мысли о еде меня тошнило, но я не собиралась спорить с ним. Возможно, он наконец-то меня отпустит.