Стрелы Перуна - [118]

— Святослав — бог битвы! — гордо выпрямился русский воевода. — Недолго устоит твердь твоя, коль великий князь захотел сокрушить ее!

— Пусть пожалеет своих богатуров! — нервно проговорил Асмид. — В прошлом году, зимой, когда лед сковал реку и путь к стенам Саркела стал доступным, два тумена печенегов сломали зубы об эту крепость! А у кагана Святосляба осталось всего-то десять-пятнадцать тысяч воинов. Стены же эти летом, окруженные водой, неприступны!

— Неприступны? Как знать. Вот когда Святослав-князь на приступ пойдет, так проведаешь, каково испытывать гнев его. Белая Вежа падет через два-три дня! — твердо заявил воевода Ядрей.

Каган-беки Асмид презрительно скривил полные губы, потом отвернулся от русса и надолго задумался...

Амурат-хан едва сдерживал себя от ярости и порывался внезапно вырвать меч и поразить ненавистного уруса. Но хотя он и был твердо уверен в благосклонности к нему кагана, вчерашняя расправа со стражниками все же сдерживала благородный порыв бека.

Остальные ханы молчали, и было видно, что слова предупреждения, высказанные заложником, не минули их ушей...

Наконец каган-беки очнулся от дум:

— Я понимаю, днем выбраться из Саркела незамеченным невозможно: реку и канал стерегут кумвары уру-сов. Уйти отсюда можно только ночью. У тебя, коназ Ядре, есть еще время обдумать мое предложение. — Каган пытливо глянул в глаза заложника. — Но как только темнота опустится на землю, твой язык должен будет сказать: «Да!». Если же с него не слетит слово благоразумия, тогда слетит голова с твоих плеч! Эй, отведите его в зиндан[148]! Во мраке каменного подземелья голову упрямого скорее посетят светлые мысли!

Те же воины, что сторожили Ядрея в юрте, отвели заложника в башню и в корзине опустили в каменный мешок. Все четверо вздохнули облегченно, когда железная створка люка с колокольным громом захлопнулась за страшным урус-шаманом. Они позвали муфтия[149] и попросили его наложить на подземелье заклятие аллаха. Когда мулла сделал это, стражники совсем успокоились.

К полудню воинов сменила другая четверка. Эти уселись в кружок на каменном полу и с азартом предались игре в кости. А первые сторожа разнесли по крепости весть:

— Коназ-джинн сидит в западне, а над ним, помимо железный крышки, довлеет еще и заклятие аллаха всемогущего и карающего!

Мусульмане повеселели, а язычникам стало еще тревожнее.

— Только Тенгри-хан, давний и истинный бог хазар, может удержать колдуна взаперти. То-то еще будет?! — предрекали кара-хазары.

Весь день четверо первых стражников наблюдали с башни за погребальным обрядом урусов на другом берегу и радовались гигантскому огню:

— Ой, да! Много богатуров потерял каган Святосляб в ночной битве! Значит, Саркела ему не взять. С нами каган-беки Асмид, и если не к нам, то к нему на выручку через несколько дней слетятся тумены хазарских богатуров!

— Слава кагану-беки Могучему и Непобедимому! — вопили воины, ликуя над русской бедой и не замечая, как вниз по реке плыли тысячи трупов их павших товарищей.

Асмид слушал эти возгласы и все больше утверждался в мысли, что Саркел урусам не взять...

Купеческое дело приучило Ядрея к терпению. Он полагал, что предаваться унынию в его нынешнем положении нет никаких причин. Воевода видел сегодня: каган дорожит лишь своей жизнью и меньше всего думает о других. Это виденье позволило построить план, как выйти из беды. И опять Ядрей сказал себе: «Урак давно бы срубил мне голову. А этот...» — И он пренебрежительно сплюнул в темноту.

Положение заложника ухудшилось, конечно, и это говорило прежде всего о непостоянстве характера кагана-беки Асмида. «А ведь он властитель козарский! — размышлял Ядрей. — Быть ему биту, коль прямо ходить и мыслить не умеет!»

Шло время, заключенный проголодался, но понял, что еду ему сегодня вряд ли принесут.

— Добро, хоть воды вдосталь. — Ядрей подставил ладони под струю, текущую из стены, и с удовольствием напился.

Вода не задерживалась в подземелье, а уходила куда-то, и в углу узник нащупал сухое место. Сел, задумался...

Глава вторая Удача, улыбнись умному!

Четверо стражников, стоявших ночь перед юртой урус-шамана, к вечеру сменили товарищей в башне. Заклятие аллаха надежно охраняло аманата, и они предались азарту той же игры. Но вскоре их непорочное занятие было прервано приказом кагана-беки — привести коназа Ядре.

Стражники с лязгом и громом откинули железную крышку, и один из них крикнул в горловину люка:

— Эй, урус, ты жив?!

Каменный мешок отозвался глухим могильным эхом. Ответа не последовало.

— Эй, ур-рус, заснул, что ли? Влезай в корзину, мы поднимем тебя! — Стражники прислушались.

— Может, он задохнулся там? — высказал догадку один из воинов, рыжий и самый трусливый. — Тулуйбек, спустись, посмотри.

— Ты кто, чтобы приказывать мне?! — взвизгнул испуганный молчанием узника Тулуйбек. — Сам лезь!

Пока «мужественные богатуры» бранились, обвиняя друг друга в трусости, в комнату ввалился запыхавшийся Амурат-хан.

— Почему вы визжите тут, сыны ослов, и заставляете ждать Могучего? Молчать! Где урус Ядре?!

— Он не откликается! — хором возопили стражники.

— Ах так! — побагровел хан. — Дайте факел и опустите меня в колодец.