Стрелы на ветру - [6]

Старк надел куртку, прихватил шляпу и перчатки и двинулся к трапу. Когда он вышел на палубу, Кромвель и его невеста, Эмилия Гибсон, как раз завершили молитву и поднялись на ноги.

– Доброе утро, брат Мэтью, – поприветствовала Старка Эмилия.

Волосы девушки были спрятаны под клетчатый чепчик; простенький хлопчатобумажный жакет, подбитый ватой, и обмотанный вокруг шеи старый шерстяной шарф защищали ее от холода. На правое ухо из-под чепчика спускался золотистый локон. Эмилия потянулась было к этому локону и остановилась, словно чего-то застеснявшись. Как это там говорится? «Не бросайте жемчуга вашего пред свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Забавно. Почему-то при виде этой девушки ему приходят на ум библейские строки. Может, ей и вправду на роду написано сделаться женой проповедника. На миг чело Эмилии затуманилось, но потом бирюзовые глаза девушки вновь вспыхнули радостным светом:

– Наша молитва разбудила вас?

– Что может быть лучше, нежели проснуться под звуки Слова Божьего? – отозвался Старк.

– Аминь, брат Мэтью, – подал голос Кромвель. – Разве не сказано: «Не дам сна очам моим и веждам моим дремания, доколе не найду места Господу»?

– Аминь, – хором откликнулись Эмилия и Старк.

Кромвель величественным жестом указал на лежащую перед ними землю:

– Вот это, брат Мэтью, и есть Япония. Сорок миллионов душ, обреченных на вечное проклятие – если только не спасут их милость Божья и наши самоотверженные труды.

Насколько видел Старк, весь берег был покрыт различными строениями. Большинство из них были невысокими, не выше трех этажей, и весьма непрочными на вид. Город был огромен, но казалось, будто он способен рухнуть под сильным порывом ветра или сгореть от одной-единствен-ной спички. Лишь дворцы, выстроившиеся вдоль берега, и могучая белая крепость с черными крышами, расположенная примерно в миле от берега, не производили такого впечатления.

– Готовы ли вы, брат Мэтью? – спросил Кромвель.

– Да, брат Цефания. Я готов, – отозвался Старк.

* * *

Сохаку, настоятель монастыря Мусиндо, сидел в ходзё, крохотной комнатке для медитации, полагавшейся всякому дзэнскому мастеру, проживающему при храме. Он сидел неподвижно, застыв в позе лотоса и полуприкрыв глаза – ничего не видя, ничего не слыша, ничего не ощущая. За окном щебетали птицы. По комнате пронесся легкий ветерок, поднявшийся с восходом солнца. На кухне загромыхали горшки – монахи готовили очередную трапезу.

Им не следовало так шуметь! Поймав себя на этой мысли, Сохаку вздохнул. Ну что ж, на этот раз он просидел на пару минут дольше. Все-таки какой-то успех. Скрипнув зубами от боли, настоятель руками снял правую ногу с левого бедра и положил на пол. Потом, откинувшись назад, он снял левую ногу и блаженно выпрямился. Ах! Какое наслаждение можно получить, всего лишь вытянув ноги! Воистину, жизнь есть дар и тайна. С кухни снова донесся грохот посуды, и кто-то засмеялся. Кажется, Таро. Недисциплинированный ленивый дурень.

Сохаку встал и размашистым шагом покинул ходзё; в глазах его застыла ледяная мрачность. Его походка не имела ничего общего с неспешными, осторожными движениями дзэнского монаха, которым он теперь являлся. Нет, он шел быстро и напористо, как ходят те, кто не допускает мысли об остановке или отступлении, – как он привык ходить в те времена, когда еще не принес двухсот пятидесяти обетов монаха. Тогда его звали Танака Хидетада, и он был вассалом Окумити-но-ками Киёри, покойного князя Акаоки, и командовал его кавалерией.

– Недоумки! – С этим возгласом Сохаку переступил порог кухни.

Завидев его, трое крепко сбитых мужчин в коричневых рясах дзэнских священнослужителей рухнули на колени и уткнулись лицами в пол.

– Вы где, по-вашему, находитесь? Чем, по-вашему, вы занимаетесь? Чтоб вам и вашим отцам во всех оставшихся воплощениях рождаться женщинами!

Трое коленопреклоненных монахов не издали ни звука и не шелохнулись. Сохаку знал, что они будут пребывать в этом положении до тех самых пор, пока он не позволит им подняться. Настоятель смягчился. Ведь на самом деле, если так посмотреть, они – хорошие люди. Верные, храбрые, дисциплинированные. Им тоже нелегко дается монашество.

– Таро!

Таро слегка приподнял голову и взглянул на Сохаку снизу вверх.

– Слушаю!

– Отнеси господину Сигеру его завтрак.

– Слушаюсь!

– И будь осторожен. Я не желаю больше терять ни одного человека, даже такого бесполезного, как ты.

Таро улыбнулся и поклонился. Он понял, что Сохаку больше не сердится.

– Слушаюсь! Сейчас же будет исполнено!

Сохаку вышел. Таро и другие два монаха, Мунё и Ёси, поднялись с колен.

– В последнее время господин Хидетада постоянно не в духе, – заметил Мунё.

– Ты хотел сказать – почтенный настоятель Сохаку? – уточнил Таро, наливая в миску молочный суп.

Ёси фыркнул.

– Конечно, он не в духе, как его ни назови! Десять часов медитации ежедневно! И никаких занятий с мечом, копьем или луком. Кто же не взбесится от такой жизни?

– Мы – самураи клана Окумити, – назидательно произнес Таро, аккуратно нарезая маринованную редиску. – И должны повиноваться нашему господину, что бы он ни приказал.