Тоннель был шестнадцати футов в высоту [9], длиной несколько плетров [10] и весьма необычной формы. В нижней трети его поперечное сечение было почти квадратным, тогда как в верхней части стены наклонялись друг к другу. Вместе с узкой полоской потолка они образовывали трапецию. Дневной свет попадал в тоннель из боковых галерей с таким же поперечным сечением. Они были расположены с правой стороны и вели на поверхность холма. Свет чередовался с мраком, рисуя на стенах концентрические шестигранники. Скользя по ним завороженным взглядом, Зопирион увидел на дальнем конце тоннеля пещеру для аудиенций.
Он шел, как зачарованный. Ему казалось, что в геометрии тоннелей, высеченных в скале, скрыт космический смысл. Если бы он мог охватить ее во всей полноте… «Объем трапециидальной призмы, — думал он, — должен быть… посмотрим… длина, помноженная на высоту, помноженная на половину суммы длин оснований…»
Медленным шагом они подошли к пещере для аудиенций. Их взорам предстала большая погруженная во мрак прямоугольная комната. Ее освещал одинокий луч света, пробивающийся сквозь отверстие в потолке и падающий на каменную стену. Слева от нее в скале были высечены помещения, в которых жила пророчица.
В центре пещеры на дубовом троне, покрытом удивительной резьбой, сидела пожилая женщина — крупная, крепкого телосложения, она была закутана в темное шерстяное покрывало. На разбросанных по плечам прядях седых волос играли отблески отраженного от стены света. В воздухе стоял тяжелый аромат благовоний.
Около трона стоял еще третий жрец. В сумраке пещеры жрецы перемолвились между собой несколькими словами. Затем тот, что стоял у трона, произнес:
— О Сивилла, архонт Тарента просит совета для своего города.
Сердце успело пробить сто ударов. Женщина сидела, не произнося не слова и пристально глядя на тарентийцев. Затем проницательный взгляд подернулся поволокой, веки опустились, дыхание стало прерывистым. Она вздохнула, потом задышала все чаще, все быстрее, и, наконец, наружу вырвались слова. Женщина заговорила громко и резко. Зопириону казалось, что он узнает оскский язык, но речь Сивиллы лилась слишком быстро, чтобы он мог разобрать отдельные слова.
Женщина замолчала.
— Слушайте слово Сивиллы, — произнес стоящий у трона жрец.
Слушай прекрасный Тарент, мул Спарты жестокой беспечный,
С юга хранить твой родник будет недремлющий волк.
Но поглотит тебя — берегись — с севера волк беспощадный.
— Сивилла предскажет каждому из вас, — добавил жрец. — Подождите.
Они ждали, слушая, как ветер свистит в световом люке и галереях. Женщина вздохнула, задрожала и заговорила вновь.
— Для архонта, — сказал жрец, когда она закончила. — Сивилла видит этрусскую свечу, сгоревшую почти до основания. Для невысокого юноши. Она видит семь золотых корон. Для высокого юноши. Она видит огромный лук. Это лук самого Геркулеса. Многие пытались согнуть этот лук, но безуспешно. И тогда этот юноша выходит вперед, мощным усилием сгибает лук и подносит к тетиве одну из стрел Геркулеса. Он подносит лук к груди, выпускает стрелу, и она разбивает мир на части. Так блюдо при ударе камнем рассыпается на осколки!
Зопирион раскрыл от удивления рот. Тарентийцы испуганно переглянулись.
— О! — вырвалось у Зопириона. — Я, мирный конструктор, разобью мир на части? — Он повернулся к жрецу. — Горе мне! А не могла бы Сивилла пояснить?
— Сивилла никогда не дает объяснений, — ответил жрец. — Говорит не она. Дальноразящий говорит через нее. Сребролукий [11] дает возможность заглянуть по ту сторону таинственной вуали времени и пространства, но мы сами должны делать выводы из того, что увидели.
— Пройдем, дети мои, — пригласил жрец, приведший их сюда.
— Мне кажется, что смысл пророчества заключается в том, что мы должны объединиться с Дионисием Сиракузским [12], — на обратном пути по тоннелю проговорил архонт. — «Мул» намекает на историю с парфенянами, нашими праотцами-полукровками, которые появились на свет от женщин Спарты и рабов, когда мужчины Спарты были на войне. Но кто может быть Волком с Севера? Кампанцы? Или племена кельтов, которые каждый год несметными бушующими полчищами спускаются с Альп?
— Им может оказаться любая из северных держав, — заметил низкорослый. — В конце концов, пусть Совет делает выводы из этого предсказания. Но каково ваше мнение о пророчествах, сделанных лично нам?
— Клянусь Герой, не нужно быть провидцем, чтобы дать объяснение сгоревшей свече, — сухо произнес архонт. — Смысл предсказания прост: мне не стоит строить планов на двадцать лет вперед. Мои старые кости и без того постоянно скрипят мне об этом. А что касается семи золотых корон, сынок Архит, — она всего лишь повторила то, о чем я не раз говорил тебе: человек, у которого язык подвешен с обоих концов, как у тебя, много потеряет, если не займется политикой. Ну, а Зопирион — надо же, разрушитель мира?! Что ты думаешь по этому поводу?
— Даже не знаю, что и думать, — ответил Зопирион. — Боги свидетели, я не — о, Геркулес, — Зопирион поморщился как от боли, настолько ему резало ухо имя великого Геракла, произнесенное на италийский манер. — Пифагорейцам свойственно не причинять вреда своим ближним…
