Стрелок - [17]

— А пусть попробуют. Это индейская лошадка. У него чудесная привычка вставать на дыбы и опрокидываться на спину. Заработать хочешь, аmigo?

— А то…

— Смотри, чтобы он кого-нибудь не загрыз или не откусил пальцы. Лови.

В воздухе закувыркалась, серебрясь монета.

— Ух ты! Старый реал — ещё испанский… Да за эти деньги я сам кого угодно…Сеньор, что-то не верится, что он такой кусачий.

Потянулся к недоуздку и едва успел отдёрнуть ладонь от лязгнувших зубов.

Мэтт с порога осмотрел зал кантины. Земляной пол с втоптанным в него мусором. Белёные затёртые и заляпанные стены, украшенные подтёками грязи и иллюстрациями из старого журнала «Harper's Bazaar».

Щелястые выщербленные столы. «Столешницы, как крышки дешёвых гробов…В таких «дырах» и мысли становятся такими же мрачными». Пованивало — подгоревшей пищей, прокисшим алкоголем, немытыми ногами.

Остроконечные грибки сомбреро. Среди белых заношенных пропотевших рубах и мешковатых штанов пеонов темной заплатой выделялось обтрёпанное сомбреро марьячи с перламутровыми пуговичками.

«Для мексиканцев слишком тихо и лениво переговариваются».

За столами с глиняными кувшинчиками на продавленных соломенных стульях и кривоногих табуретах расселись с глиняными кружками в руках любители пульке. Когда-то Мэтт и сам любил выпить кружечку, но после того как узнал и увидел, что вместо закваски иной раз используют человеческие экскременты, сунутые в старый носок…..

Кое-кто из угрюмых выпивох обернулся. Они смотрели на Стрелка так, будто он принес с собой коровью лепешку. Другие, раздувшиеся от хмельного пойла и рыгающие, просто пялились пустыми глазами.

«Провинциальное захолустье, где тупые ксенофобы видят в каждом заезжем гринго техасского бандита или шпиона».

Мухи летали под потолком, ползали у жемчужно-серых закисших лужиц между посудой, вились над заветревшимся куском хамона, подвешенным над стойкой….

Война…И мухи, мухи коричневые и жёлтые, чёрные и зелёные, роящиеся над телами и сбивающие в маленькие гудящие смерчи. Мухи старающиеся сожрать заживо ещё бьющихся в агонии раненных…Черви в углах оскаленных ртов трупов — от их шевеления казалось, что полуразложившиеся лица улыбаются и говорят: «Ты ляжешь рядом с нами парень…»

Дороги, переполненные беженцами… Разбитые и разграбленные фургоны… Пожарища разбитых остовов домов с бессильно торчащими трубами на месте бывших ферм и усадьб… Банды дезертиров, солдат, мародёров, ублюдков всех возрастов и цветов грабящие, насилующие, убивающие. Убивающие за кусок чёрствого хлеба, за глоток виски, за неслишком ношенные штаны…Выжженный Юг, по которому прошлись маршем северяне. Юг ставший диким полем, где носились из конца в конец, вооруженные отряды непойми кого, а озверевшие фермеры встречали зарядом рубленной проволки любого чужака.

… Гниющие, сочащиеся тягучей смрадной слизью, бледные обезображенные мертвецы в придорожных канавах. Раскорячившиеся ногами туши лошадей. Койоты заглатывающие вывернутые наружу cпутанные клубки кишок и внутренностей…Да и человеченкой они не брезговали…

Непереносимая сладковатая вонь разложения, забивающаяся в каждую щёлочку незакрытого лица, в каждую складку одежды и ещё долго потом не выветривающаяся даже из памяти… Подлые выстрелы из зарослей мескита…, выстрелы в спину и в освещенное ночное окно, когда даже не знаешь кто стрелял…Гнусные письма, подброшенные в почтовый ящик и благоухающие словесным дерьмом…

Вороны раздувшиеся как шары от обилия мертвечины и падали. Нажравшиеся до того, что не могли взлететь с обклёванных до костей трупов, и только заваливались на бок и дрыгали ногами.

Мёртвые тела, раздувшиеся на солнце до того, что лопались тряпьё на них. Обглоданные скелеты с обрывками сухожилий на голых мослах… Живые скелеты в форте Дуглас…

Носилки с кучей месива из скрученных обрывков мундиров, сгнивших костей, расползающихся ботинок. Негры, подцепляющие широкими лопатами черепа, распяленные в беззвучном вопле, и укладывающие их сверху… Вирджиния…

На обожженных деревьях рядом с закопченными руинами повешенные. Голые окоченевшие ноги мертвецов болтаются из стороны в сторону. Фиолетово-багровые прикушенные языки, расклёванные глазницы, пятна и подтеки на штанах, смердящие лужи внизу под пятками, с копошащимися в них опарышами…Одежда испятнанная белыми кляксами птичьего помёта… Висели и женщины… А их то за что?…

Мухи роились, спаривались, ползали, лениво чистили лапки.

… Это была не его война. Умереть за чужие кошельки или остаться калекой? Он убивал и «синих» и «серых»[17]. И те и другие были убийцами и мародёрами. Он охотился за белыми и чёрными, мексиканцами и индейцами, насильниками и бандитами, угонщиками скота и конокрадами. За всеми этими подонками, чьи портреты на плакатиках красовались под надписью:«WANTED DEAD OR ALIVE REWARD *00$.» Убийство стало обычной частью жизни, ремеслом… Надутые спесью судьи и шерифы, требующие доказательств в том, что очередной негодяй убит. Они смеялись в лицо: «Ты хотя бы голову привозил. Как тебе верить, а может ты соврал?…. «В следующий раз, когда им вываливали желаемое, прямо под нос, отрезанное от туловища и порядком заводнявшееся в седельном мешке, блевали и на искомое и на бумаги на столе и себе на штаны или облегчали желудок просто в угол… Некоторые пытались расплатиться вместо золота ни на что негодными замусоленными бумажками Конфедерации… Наивные, милые идиоты…