Стрельцы у трона. Русь на переломе - [26]
— Слышу, государь, — как-то безнадежно, уныло ответил Матвеев.
— Ну, коли слышишь, так и не опасайся ничего. Не пытать тебя хочу. Надо нам подумать, как ее оберечь… Чтобы до венца, по-старому, не отняли у меня девицы… И тебя бы не подвести под лихо… Вишь, слово ты кинул: не знаешь, на ково думать, хто ворог? Много их. Ты их чуешь… Я их чую. А хоть бы и объявились на очи они, может, сил бы не то твоих — и моих, царских сил не станет со злодеями справиться… Сильны лиходеи. Умненько надо с ими. Вот я што удумал… Хитрой придет скоро. Все по ево потакать стану. Вызнаю, ково раньше убрать хотят. Думать надо, Шихирев с Овдотьей с Беляевой теперь на череду. На них намекал Хитрой. Они, мол, только и могли такой поклеп возвести… тебя, слышь, с Натальей штобы под гнев, под опалу мою подвести… Ладно. Жаль девки, а себя жальчей… Пущай ее уберут… Пущай дядю ее, Шихирева, в допрос возьмут. Запытать не дам, гляди, горюна… А ты тем часом челом мне добей. Ровно бы Наталью из невест домой просишь… Мол, занедужала девка. Я отпущу. Они увидят, што напужался ты, убрал Наташу. Оставят в покое ее и тебя… А ты пуще глазу Наталью мне береги… Она у тебя в дому — гляди, и сохраннее будет пока, ничем в моем терему в царском… Я все по-ихнему стану делать. Гляди, новых невест казать станут, своих, присных да кровных… Смотреть, хвалить стану… Пущай ждут… А как поуляжется все… Поуверуют они, что могут меня повернуть, куды хотят… Понадеются, мол — их взяла… Я, все повызнав… Ну, да сам будешь видеть, как будет. Слышь, Наталью мне береги… Ступай… Стой. Спросят, о чем тут мы речь вели, говори: под присягой-де царь тебя допытывал — правда али нет в письмах в подметных писана… И ты ту присягу великую дал мне на мощах на святых, на кресте и Святом Евангелии…
— Готов, государь, хоть сейчас, — протягивая руку к иконам, порывисто заговорил было Матвеев.
Но Алексей остановил его:
— Оставь. Буде. Не мучь хоть ты меня… Дай хоть с тобой человеком просто быть… Верить, коли верится… Любить без опаски… Не судьей, не рабом в бармах да с посохом господарским… Человеком хочу быть… Так верю тебе. Как человеку… Как другу моему некорыстному… Так хочу… Больно же, коли не можно того… Больно, пойми… А у меня и то душа изболелася… Наталью береги… Ежели дойдет к ней што, растолкуй девице… Она поймет. По правде скажи, как я вот тебе в сей час сказывал. Она поймет. Ступай.
И с внезапным порывом, вовсе не присущим этому немолодому, вечно сдержанному человеку, Алексей обнял Матвеева, поцеловал его в лоб и отпустил.
Царь угадал. Богдан Матвеич Хитрово уже дожидался в соседнем покое, напрягая все внимание, весь свой слух, чтобы уловить хоть словечко из разговора царя с Артемошкой… Но толстые стены, плотные двери, тяжелые суконные завесы свято хранили тайну.
И, досадливо кусая губы, потирая руки, ждал боярин, когда явится Матвеев, чтобы спросить, и по ответам, по виду ненавистного человека уловить, догадаться, о чем шла речь за стеной, чем кончилось это свидание.
Увидя бледное, скорбное лицо недруга, со следами слез, такое озабоченное, такое печальное, Хитрово вздохнул свободно и с дружеским приветом двинулся навстречу Матвееву.
— Светик ты мой, Артемон Сергеич, приятель многолюбезный… Рад тебя видеть… особливо в сей час… Слыхал, знаешь, какая напасть на тебя?.. Я уж и то толковал государю: вороги твои поклеп возвели… Он и сам так мыслит. Чай, сказывал тебе милостивец наш… Царь наш, батюшка. Он — у-у, как все знает… Цидулу-то видел?
И, пронизывая Матвеева глазами, ждет ответа на все свои вопросы боярин.
Матвеев все силы напряг, чтобы, согласно совету царя, не выдать врагу правды. Он даже не отстранился от объятий боярина и по возможности дружелюбно ответил:
— Показывал мне писемцо государь… Присягу с меня взял на мощах да на кресте и Святом Евангелии, правду бы я сказал: было то, что писано, али нет?.. Я присягнул. Просил сыск назначить… А ужо там ево царская воля. Как он порассудит. И пускай бы сыскали: хто писемцо подкинул. Вот чево прошу…
— Вот, вот, вот… Вот, вот, вот… Сам я тоже толковал царю. А там, известно, ево царская воля. Он слуг своих верных на хулу не выдаст безвинно… Ну, Христос с тобой… Не печалься, брате. Вот, хрест тебе и слово мое боярское: сыщем поносителей… Не дадим в обиду тебя и девицу твою… Были людишки тута… брехали: твою, мол, Наталью избудут, с верху сведут, свою невесту царю обручат… Я с тем и государю доложить иду… Верное слово. Я уж и на примете имею кой-ково… Пощупаем. Иди с Господом… Не печалься… Дай поцелуемся… Знай: Богдан Хитрово — первый друг и заступник тебе в деле правом… Я — к царю. Ждет он меня…
И, облобызав Матвеева, Хитрово двинулся к покою, где был Алексей.
Терпеливо приняв поцелуй предателя, поклонился боярину Матвеев и быстро вышел в сени, торопясь скорей домой.
Двадцать второго апреля найдены были «воровские подметные письма». В тот же день пущен был в ход весь сыскной аппарат Тайного приказа, а двадцать третьего числа с соизволения Алексея Иван Шихирев попал в застенок после того, как был сделан обыск в жилище его и там нашли какие-то подозрительные травы и коренья сушеные. Выплыло наружу все хвастовство, все разговоры неосторожного провинциала и с рейтаром Александром, и с докторами царскими, и с протопопом Благовещенским.
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков. Роман-хроника «Последний фаворит» посвящен последним годам правления русской императрицы Екатерины II. После смерти светлейшего князя Потёмкина, её верного помощника во всех делах, государыне нужен был надёжный и умный человек, всегда находящийся рядом. Таким поверенным, по её мнению, мог стать ее фаворит Платон Зубов.
Исторические романы Льва Жданова (1864 – 1951) – популярные до революции и еще недавно неизвестные нам – снова завоевали читателя своим остросюжетным, сложным психологическим повествованием о жизни России от Ивана IV до Николая II. Русские государи предстают в них живыми людьми, страдающими, любящими, испытывающими боль разочарования. События романов «Под властью фаворита» и «В сетях интриги» отстоят по времени на полвека: в одном изображен узел хитросплетений вокруг «двух Анн», в другом – более утонченные игры двора юного цесаревича Александра Павловича, – но едины по сути – не монарх правит подданными, а лукавое и алчное окружение правит и монархом, и его любовью, и – страной.
Среди исторических романистов начала XIX века не было имени популярней, чем Лев Жданов (1864 — 1951). Большинство его книг посвящено малоизвестным страницам истории России. В шеститомное собрание сочинений писателя вошли его лучшие исторические романы — хроники и повести. Почти все не издавались более восьмидесяти лет. В шестой том вошли романы — хроники ` Осажденная Варшава` и `Сгибла Польша! (Finis Poloniae!)`.
«Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивления потомства.Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве».А. С.
Преобразование патриархальной России в европейскую державу связано с реформами Петра I. Это был человек Железной Воли и неиссякаемой энергии, глубоко сознававший необходимость экономических, военных, государственных, культурных преобразований. Будучи убеждённым сторонником абсолютизма, он не останавливался ни перед чем в достижении цели. Пётр вёл страну к новой Жизни, преодолевая её вековую отсталость и сопротивление врагов.
В книгу входят исторические повести, посвященные героическим страницам отечественной истории начиная от подвигов князя Святослава и его верных дружинников до кануна Куликовской битвы.
Одна из повестей («Заложники»), вошедшая в новую книгу литовского прозаика Альгирдаса Поцюса, — историческая. В ней воссоздаются события конца XIV — начала XV веков, когда Западная Литва оказалась во власти ордена крестоносцев. В двух других повестях и рассказах осмысливаются проблемы послевоенной Литвы, сложной, неспокойной, а также литовской деревни 70-х годов.
Италия — не то, чем она кажется. Её новейшая история полна неожиданных загадок. Что Джузеппе Гарибальди делал в Таганроге? Какое отношение Бенито Муссолини имеет к расписанию поездов? Почему Сильвио Берлускони похож на пылесос? Сколько комиссаров Каттани было в реальности? И зачем дон Корлеоне пытался уронить Пизанскую башню? Трагикомический детектив, который написала сама жизнь. Книга, от которой невозможно отказаться.
«Юрий Владимирович Давыдов родился в 1924 году в Москве.Участник Великой Отечественной войны. Узник сталинских лагерей. Автор романов, повестей и очерков на исторические темы. Среди них — „Глухая пора листопада“, „Судьба Усольцева“, „Соломенная сторожка“ и др.Лауреат Государственной премии СССР (1987).» Содержание:Тайная лигаХранитель кожаных портфелейБорис Савинков, он же В. Ропшин, и другие.
В очередной том данной серии включены два произведения французского романиста Мориса Монтегю, рассказывающие о временах военных походов императора Наполеона I. Роман "Король без трона" повествует о судьбе дофина Франции Луи-Шарля - сына казненного французского короля Людовика XVI и Марии-Антуанетты, известного под именем Людовика XVII. Роман "Кадеты императрицы" - история молодых офицеров-дворян, прошедших под знаменами Франции долгий и кровавый путь войны. Захватывающее переплетение подлинных исторических событий и подробное, живое описание известных исторических личностей, а также дворцового быта и обычаев того времени делают эти романы привлекательными и сегодня.Содержание:Король без тронаКадеты империатрицы.
Отряд красноармейцев объезжает ближайшие от Знаменки села, вылавливая участников белогвардейского мятежа. Случайно попавшая в руки командира отряда Головина записка, указывает место, где скрывается Степан Золотарев, известный своей жестокостью главарь белых…
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.