Стрела в сердце - [22]

Но она не могла забыть день, когда он взял ее с собой в конюшни посмотреть на прекрасную молодую кобылу благородных кровей, только что приобретенную. Кэтрин знала, что кобыла должна была быть покрыта жеребцом-чемпионом, он говорил ей об этом, но она не думала, что это произойдет тем утром. Кобыла, хоть и была уже физически готова к спариванию, была объята ужасом от неистового пыла, ржания и любовных укусов жеребца. Она с дикими глазами носилась до загону, брыкаясь и кусаясь. Потом Жиль приказал поймать ее, привязать веревкой и прижать к стене так, что она не могла двигаться, А муж Кэтрин стоял и наблюдал с удовлетворением, как пылкий жеребец снимал свое напряжение па беспомощной и дрожащей кобыле.

Конечно, он не хотел предложить ей это унижение. Он не мог: только сумасшедший может додуматься до такого.

Она была его женой. Это было невозможно. А может, да?

Кэтрин потрогала лоб. Поглядев в зеркало еще раз, она спросила:

— Что мне делать?

— О, мадам, — мягко сказала Дельфия, — вы сделаете то, что должно быть сделано, как и любая из нас.

Глава 5

Соревнования с копьем и кольцами на следующее утро были организованы точно так же, как и фехтование, но выбор победителя до некоторой степени был прост.

Вдоль поля с интервалами поставили дюжину высоких шестов с прикрепленными к ним под прямым углом перекладинами. С перекладин свисали цепи с медными кольцами. Кольца прикреплялись к последнему звену цепи. Величиной первое кольцо приблизительно было с полную луну в период сбора урожая. Каждое последующее кольцо было меньше предыдущего, и в него, естественно, было труднее попасть. Последнее было с женский кулак.

Всадникам требовалось на полном скаку насадить на копье как можно больше колец. Собравший большее количество выигрывал. В случае, если у кого-либо оказывалось равное количество колец, они должны были повторить тур, соревнуясь только друг с другом.

Это была демонстрация высокого мастерства, стальных нервов и умения сидеть на лошади. Турнир собирал мужчин, считавших себя спортсменами и наездниками. Единственным внешним фактором был выбор лошади.

Слуга Рована вывел серого жеребца. Это было нечто: играющие мышцы и сухожилия, изогнутая шея и совершенная, вычищенная до блеска шкура, сияющая в утреннем солнце, словно сталь. Это был чистокровный арабский жеребец. В конюшне говорили, что его звали Саладин. Как только Кэтрин увидела его, она поняла, что это рок. Эта мысль бросила ее в дрожь, лицо запылало.

День был ясным, небо — необыкновенно прозрачным и голубым, противопоставляющим себя зелени деревьев вокруг. Ночью после дождя стало еще холоднее, с деревьев упало больше листьев. Для защиты от утренней прохлады был необходим плащ, хотя днем становилось теплее. Заканчивалось долгое южное бабье лето.

Кэтрин с большим удовольствием сидела на солнце и разглядывала мужчин, расхаживающих по полю с сосредоточенными лицами и копьями наготове. Она радовалась количеству колец на копьях одних и охала, правда слишком часто, когда всадники попадали в край кольца и посылали его в воздух. В этот день она отдала предпочтение Перри. Она поняла, что Мюзетте, судя по ее бледно-голубому взгляду, жест с шарфом не понравился, но что поделаешь… Из всех участников у Перри был самый острый глаз, и он хорошо смотрелся в седле.

У Кэтрин бешено заколотилось сердце, она вскочила, когда Перри одно за другим без промаха насаживал кольца, пока не настала очередь последнего, самого маленького.

Это кольцо он пропустил. Теперь она уже предчувствовала исход турнира. Все случилось именно так, как она предполагала.

Рован мчался стремительнее и с большей энергией. Он удержал в руке копье, словно оно было не тяжелее трости. Жеребцом управлял, казалось, не вожжами, а сердцем и умом. А кольца собирал — от большого до самого маленького — будто яблоки или груши.

Это привело ее в ярость, а затем в мрачное уныние. Ей хотелось уйти с трибуны, чтобы не награждать его, не видеть в его глазах торжества победы. Но она не могла этого сделать. Это была ее обязанность, этого от нее ждали, и не поняли бы ее отказа. Жиль, несомненно, не разрешил бы уйти.

Итак, она сидела на своем месте, в то время как Рован ехал по полю с поднятым вверх копьем и насаженными на него кольцами. Она оставалась сидеть, когда он остановил коня и протянул ей копье. Ока сидела неподвижно, когда копье наклонилось и все собранные кольца каскадом соскользнули в подол ее платья.

Ока ненавидела его; ненавидела за спокойную уверенность в глазах, за то, что заставил поверить в заслуженность награды, ненавидела за то, как он сидел на лошади на одном с ней уровне и ждал. Он знал, что должно произойти. Она хотела притвориться, что ее держит, словно в плену, на стуле тяжесть колец, чтобы кто-нибудь вместо нее занялся награждением. Она хотела бы встать, чтобы кольца упали ей на ноги, а она бы артистично потеряла сознание. Наконец, у нее было желание бросить медные кольца одно за другим в голову человека на лошади.

Краешком глаза она видела, что Мюзетта встает со своего места. Невестка хотела незаконно захватить право, принадлежащее ей! Она, несомненно, была бы в восторге подарить поцелуй победы Ровану. Вдруг это тоже оказалось невыносимым. Кэтрин подняла кольца и передала их Жилю. Потом встала и спустилась на последнюю ступеньку, а Рован спешился с лошади и пошел ей навстречу. Возложение венка на голову, деликатное прикосновение губ, сначала к одной щеке, затем к другой — все это быстро закончилось.