Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии - [7]

Шрифт
Интервал

. В этом смысле высказывание «F = mа» не есть сообщение, передающее свое содержание в смысле человеческой проработки и воспроизводства данного познавательного состояния, воспроизводства и повторения предметной ситуации проявления изучаемых свойств и отношений, физических сущностей (одно дело — передача ситуации или «научного предмета» в моем смысле слова, то есть жизни в монаде, другое дело — передача только языковыми средствами, однозначными определениями понятий). Такого рода сообщения — побочный, вторичный (или в накрывающем аналитическом пространстве формулируемый) продукт первичной символической сознательной жизни и ее передачи, сохранения и воспроизводства в массе человеческого материала и его реактивных участии в потоке физических цепей, — жизни, где язык — это сеть=язык, содержащий общение, являющийся его «местом» (а не языком-средством общения), и где речь идет о непрестанном воссоздании себя, тебя, его и «мира» в некотором «месте», «у-топосе» (топос-то состоит из «текстов сознания»). Конструкция, без которой нет «я», мыслящего то, что оно мыслит, порождающая познавательный эффект (на стороне мыслящего). Не-рассудочная конструкция, в отличие от операционно-конструктивных образований в пространстве 3-х прилеганий (см. определение такого пространства в § 63). Она сама не обязательно должна пониматься (ни «автором», ни другими). Понимают ею, а не ее (создается видимость теории, «теоретической нагруженности», когда это выражаем). И она содержит бесконечные следствия. (Кстати, в отличие от культуры, происходит конструирование в бесконечном и безразмерном). Такая конструкция = возможная культура. Культура есть реализованная (и тем самым мерная, конечная) возможность и, следовательно, уже нечто иное. «Текст» картины есть текст картины; «текст» теории Ньютона не есть «текст» теории Ньютона; живое существо в произведении искусства содержится в рамках его зримой пространственной выделенности, научный же вклад или «научный предмет» — вне изложения. То есть научное произведение не совпадает с искусным предметом, с дискретным изделием. Поэтому и нет статуса «оригиналов».

§ 5. Это положение можно пояснить как гармонии в монаде (различия, напряжения, натяжения, выделяющие ее): закон F = mа есть закон всех F = mа (не связана ли с этим тавтологичность аналитического?). Всякий «порядок», «закон», «смысл» есть «порядок порядка», «закон закона», «смысл смысла»; мы не можем иначе его ни формулировать, ни ухватывать. Мы всегда говорим в терминах знания-закона то, что говорим в них о нем на втором шагу. Это сдвиг в пространстве, в топосе (следовательно, нечто, что не поддается линейному изображению)[4]. То есть извне, «марсианину» (не знающему внутреннего топоса преобразований), это будет непонятно. В действительности, проблемой соответствия являются не отношения знания «А» к объекту А, а отношение структурированного, организованного посредством «А» множества единичных, наблюдаемых A1, A2… An к А (скажем, А будет предельной мыслимостью вариаций A2, А1… Аn) и к «А». Научный предмет («закон» и тому подобное), существование которого состоит в индивидуально, психологически и социально независимой мыслимости (потенциальной или актуальной) его дочерних форм, его множественных экземпляров[5] («законов», «порядков», «смыслов») и который лишь в абстракции логической актуальной бесконечности определяется независимо от возможности построения (задание «истины в себе», «понятия в себе», просчитанного Богом, и лишь экстенсивно бесконечно протяженного готового мира «сущностей»)[6]. Человек не «А» понял, а увидел A1, A2… An глазами «А», то есть размножил «А» в A1, А2… An (бесконечно мало отличные друг от друга)…, a A1, A2… Аn укоренил в «А», что не может произойти натурально, действием природы. Если порядок порядка вещей, то почему не самих вещей? — духовное или божественное начало, поскольку место происхождения пусто; естественно, что жизнь таких предметов и отношение к ним человека окутано мистериями; мистические объекты, содержащиеся в текстах. Знание есть топос (топологическая связность множества, из которой мы можем придавать структуру закону), то есть «вещь», и «единица» его (атом) крупнее точки на линии временной последовательности и не составляется из этой последовательности и ее упорядочивания. И этот топос всегда живет и символически (+ к форме) представлен вещью, которая является одновременно и видимой вещью и пониманием, и порожденной материальностью и внятным смыслом (подобно комплексному числу). Из указанного атома и произошли платоновские «идеи», «формы» (кстати, скрывшие базовое, символическое пространство, исходный сдвиг). То есть свойства указанного топоса разным (и, как правило, натуралистическим) способом осознаются и фиксируются. Мы говорим «топос», потому что внутри неизбежной двушаговости есть различия и напряжения, являющиеся некоторым «материальным» модусом существования, отличным и от жизни, и от мертвой природы, и имеющим пространственно-временные характеристики. (Как говорил Кант, всякое усилие предполагает какое-то его бытие и его пространство и время — есть бытие и трансцендирующего усилия). В нем явления должны быть произведены вторично и повторены на особых условиях (речь идет, конечно, о классе элементов, поскольку никакое эмпирическое событие не бывает дважды). С одной стороны, такие предметы не происходят естественно, являясь, тем самым, «космическим чудом», а с другой стороны, они ведут себя вполне предметно, являются структурной (и структурирующей) конфигурацией в составе космоса. Более того, это организованные структуры, имеющие действия — видимые, наблюдаемые, естественные, хотя и необъяснимые естественными законами (это не мысли, не психологические субстанции, и мы не говорим о них в терминах стоящих за ними волеизъявлений и намерений). То есть они структурируют естественное. «Порядок порядков», сам не порождаясь естественно, порождает, в свою очередь, явления, естественно не возникающие и не идущие, но наблюдаемые физически и, невольно, в материальном модусе рассматриваемые. Преемственность, воспроизводство и себетождественное повторение их в пространстве и времени сосуществующих или меняющихся в последовательности индивидов, наблюдающих единичные, сменяющиеся вещи, уносимых потоком психического времени. (Но эта «себетождественность» особая, непохожая на вещную.) § 5а. К «естественному» действию предметов, неестественных по своему происхождению:


Еще от автора Мераб Константинович Мамардашвили
Как я понимаю философию

Сквозная тема работ М. К. Мамардашвили - феномен сознания, раскрытие духовных возможностей человека. М. К. Мамардашвили постоянно задавался вопросом - как человеку исполниться, пребыть, войти в историческое бытие. Составление и общая редакция Ю.П. Сенокосова.


Дьявол играет нами, когда мы не мыслим точно

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Символ и сознание

Эта книга представляет собой разговор двух философов. А когда два философа разговаривают, они не спорят и один не выигрывает, а другой не проигрывает. (Они могут оба выиграть или оба остаться в дураках. Но в данном случае это неясно, потому что никто не знает критериев.) Это два мышления, встретившиеся на пересечении двух путей — Декарта и Асанги — и бесконечно отражающиеся друг в друге (может быть, отсюда и посвящение «авторы — друг другу»).Впервые увидевшая свет в 1982 году в Иерусалиме книга М. К. Мамардашвили и A. M. Пятигорского «Символ и сознание» посвящена рассмотрению жизни сознания через символы.


Лекции о Прусте

М.К. Мамардашвили — фигура, имеющая сегодня много поклонников; оставил заметный след в памяти коллег, которым довелось с ним общаться. Фигура тоже масштаба, что и А. А. Зиновьев, Б. А. Грушин и Г. П. Щедровицкий, с которыми его объединяли совместные философские проекты. "Лекции о Прусте" — любопытный образец философствующего литературоведения или, наоборот, философии, ищущей себя в жанре и языке литературы.


Эстетика мышления

Издаваемый впервые, настоящий курс лекций, или бесед, как называл их сам автор, был прочитан в 1986/1987 учебном году в Тбилисском университете.После лекционных курсов о Декарте, Канте, Прусте, а также по античной и современной философии, это был фактически последний, итоговый курс М. К. Мамардашвили, посвященный теме мышления, обсуждая которую, он стремился показать своим слушателям, опираясь прежде всего на свой жизненный опыт, как человек мыслит и способен ли он в принципе подумать то, чем он мыслит.


Очерк современной европейской философии

Лекции о современной европейской философии были прочитаны Мерабом Константиновичем Мамардашвили студентам ВГИКа в 1978–1979 гг. В доходчивой, увлекательной манере автор разбирает основные течения философской мысли двадцатого столетия, уделяя внимание работам Фрейда, Гуссерля, Хайдеггера, Сартра, Витгенштейна и других великих преобразователей принципов мышления. Настоящее издание является наиболее выверенным на сегодняшний день и рассчитано на самый широкий круг читателей, интересующихся актуальными вопросами культуры.


Рекомендуем почитать
Диалектика природы и естествознания

В третьем томе рассматривается диалектика природных процессов и ее отражение в современном естествознании, анализируются различные формы движения материи, единство и многообразие связей природного мира, уровни его детерминации и организации и их критерии. Раскрывается процесс отображения объективных законов диалектики средствами и методами конкретных наук (математики, физики, химии, геологии, астрономии, кибернетики, биологии, генетики, физиологии, медицины, социологии). Рассматривая проблему становления человека и его сознания, авторы непосредственно подводят читателя к диалектике социальных процессов.


Античный космос и современная наука

А. Ф. Лосев "Античный космос и современная наука"Исходник электронной версии:А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.1] Бытие - Имя - Космос. Издательство «Мысль». Москва 1993 (сохранено только предисловие, работа "Античный космос и современная наука", примечания и комментарии, связанные с предисловием и означенной работой). [Изображение, использованное в обложке и как иллюстрация в начале текста "Античного космоса..." не имеет отношения к изданию 1993 г. Как очевидно из самого изображения это фотография первого издания книги с дарственной надписью Лосева Шпету].


Учение о сущности

К 200-летию «Науки логики» Г.В.Ф. Гегеля (1812 – 2012)Первый перевод «Науки логики» на русский язык выполнил Николай Григорьевич Дебольский (1842 – 1918). Этот перевод издавался дважды:1916 г.: Петроград, Типография М.М. Стасюлевича (в 3-х томах – по числу книг в произведении);1929 г.: Москва, Издание профкома слушателей института красной профессуры, Перепечатано на правах рукописи (в 2-х томах – по числу частей в произведении).Издание 1929 г. в новой орфографии полностью воспроизводит текст издания 1916 г., включая разбивку текста на страницы и их нумерацию (поэтому в первом томе второго издания имеется двойная пагинация – своя на каждую книгу)


Мы призваны в общение

Мы призваны в общение. "Живой родник", 2004. – № 3, с. 21–23.


Воспоминания о К Марксе и Ф Энгельсе (Часть 2)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь Парацельса и сущность его учения

Автор книги — немецкий врач — обращается к личности Парацельса, врача, философа, алхимика, мистика. В эпоху Реформации, когда религия, литература, наука оказались скованными цепями догматизма, ханжества и лицемерия, Парацельс совершил революцию в духовной жизни западной цивилизации.Он не просто будоражил общество, выводил его из средневековой спячки своими речами, своим учением, всем своим образом жизни. Весьма велико и его литературное наследие. Философия, медицина, пневматология (учение о духах), космология, антропология, алхимия, астрология, магия — вот далеко не полный перечень тем его трудов.Автор много цитирует самого Парацельса, и оттого голос этого удивительного человека как бы звучит со страниц книги, придает ей жизненность и подлинность.


Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты

Книга «Геопанорама русской культуры» задумана как продолжение вышедшего год назад сборника «Евразийское пространство: Звук, слово, образ» (М.: Языки славянской культуры, 2003), на этот раз со смещением интереса в сторону изучения русского провинциального пространства, также рассматриваемого sub specie реалий и sub specie семиотики. Составителей и авторов предлагаемого сборника – лингвистов и литературоведов, фольклористов и культурологов – объединяет филологический (в широком смысле) подход, при котором главным объектом исследования становятся тексты – тексты, в которых описывается образ и выражается история, культура и мифология места, в данном случае – той или иной земли – «провинции».


Категория вежливости и стиль коммуникации

Книга посвящена актуальной проблеме изучения национально-культурных особенностей коммуникативного поведения представителей английской и русской лингво-культур.В ней предпринимается попытка систематизировать и объяснить данные особенности через тип культуры, социально-культурные отношения и ценности, особенности национального мировидения и категорию вежливости, которая рассматривается как важнейший регулятор коммуникативного поведения, предопредопределяющий национальный стиль коммуникации.Обсуждаются проблемы влияния культуры и социокультурных отношений на сознание, ценностную систему и поведение.


Языки культуры

Тематику работ, составляющих пособие, можно определить, во-первых, как «рассуждение о методе» в науках о культуре: о понимании как процессе перевода с языка одной культуры на язык другой; об исследовании ключевых слов; о герменевтическом самоосмыслении науки и, вовторых, как историю мировой культуры: изучение явлений духовной действительности в их временной конкретности и, одновременно, в самом широком контексте; анализ того, как прошлое культуры про¬глядывает в ее настоящем, а настоящее уже содержится в прошлом.


Риторика и истоки европейской литературной традиции

Цикл исследований, представленных в этой книге, посвящен выяснению связей между культурой мысли и культурой слова, между риторической рефлексией и реальностью литературной практики, а в конечном счете между трансформациями европейского рационализма и меняющимся объемом таких простых категорий литературы, как “жанр” и “авторство”. В качестве содержательной альтернативы логико-риторическому подходу, обретшему зрелость в Греции софистов и окончательно исчерпавшему себя в новоевропейском классицизме, рассматривается духовная и словесная культура Библии.