Стрела над океаном - [47]
Алый вымпел украшает погрузочную эстакаду малой комплексной бригады, которой руководит молодой коммунист Сергей Дроганов. Его звено выполняет сменные нормы на 120–130 процентов.
Стрекот электропил, ворчание и лязганье трелевочных тракторов заполняют тайгу. А там, по лесной дороге, поднимая тучи рыжей пыли (нет от нее спасения и здесь, в лесу), медленно плывут грузовики-лесовозы, покряхтывая и приседая под тяжким грузом «хлыстов». Их путь— к реке, на «нижний» склад; там их ждут сплотчики, которые свяжут из бревен пучки, из пучков составят плоты. Один из этих плотов потянет, а может, уже и потянул вниз по реке тот самый катер, на котором я сюда приехал…
Народ на Камчатке гостеприимен, так сказать, традиционно гостеприимен. Мне говорили, что идет это от тех, не таких уж далеких времен, когда каждый разъезжающий по Камчатке просто вынужден был пользоваться гостеприимством чаще всего незнакомых людей. Не было ни гостиниц, ни домов для приезжих; останавливались там, где на твой стук открывалась дверь. Ну, а потом ты сам отплатишь гостеприимством, когда кто-нибудь постучится к тебе.
В Козыревске я жил в семье совершенно чужих людей. Не было у нас общих знакомых, не было у меня рекомендательных писем. Жил по той причине, что в гостинице не оказалось свободных мест. Все получилось как-то очень просто: мне сказали: «Будешь жить у нас». Я поблагодарил, пошел, стал жить.
И всегда, когда бы я ни вернулся, меня ждал обед, ужин. И всегда, все время я чувствовал дружеское, бескорыстное внимание и очень дорожил им. Ведь это так много значит: заботливые женские руки, и две беленькие детские головки, и ожидание вместе со всеми, когда придет вечером с работы хозяин, снимет пропыленные сапоги, умоется и все мы сядем за стол. А потом — долгие вечерние беседы. Вот тогда-то и бывает особенно ощутимо тепло гостеприимства…
За поселком — нужно пройти по пыльной дороге через густые заросли уже отцветшего шиповника — прелестное светлое озеро. Вода в нем ледяная. Вдоль всего берега — бесчисленные ключи. Видно, как в хрустальных, словно кипящих струйках воды, бьющих со дна, вьются, пляшут песчинки.
На берегу озера — березовая роща. В ней не камчатские «каменные» березы, а обыкновенные, наши, белоствольные.
Мы пошли в нее с хозяйскими ребятишками за ягодами. Она густо заросла кустами жимолости, дикой малины. Милая белоствольная рощица — вся в непрестанной игре пятен света и тени, в мягком шелесте листвы!
Вот почему я вспомнил об этой роще: в ней, признаться, я немного изменил Камчатке. Она так удивительно напоминала родные подмосковные места, что, бродя по ней, собирая, на радость ребятишкам, сыроежки и подберезовики, я на какое-то время забывал о Камчатке — был у себя дома….
Но вот мы вышли на полянку, заросшую низким кустарником. Мелодично позванивая колокольцами, в кустах бродили белые с черным коровы: рядом животноводческая ферма. Поднял я голову и — даже сердце забилось сильнее! — прямо передо мной в синем-синем небе искрились, сверкали три белые вершины вулканов. До чего же это необыкновенно!..
А почему бы, собственно говоря, и этой красе не быть столь же родной, как подмосковные рощи? Почему не принять ее сердцем? Ведь и это все — твоя обширная, прекрасная Родина!..
Говорят, хуже нет — догонять и ждать. Это верно. Хуже, по-моему, ждать: пассивное, беспомощное ожидание тягостно…
С самого раннего утра сижу в Козыревском аэропорту. Два самолета прошли без посадки, заполненные пассажирами. Ожидаем рейсовый самолет из Петропавловска.
Проходит час, другой…
Здесь, в Козыревске, ясный, солнечный день, легкие облачка. А из Петропавловска сообщают, что там «нет погоды».
Третий час, четвертый…
Вдоль взлетной дорожки — беленькие флажки. На высокой мачте лениво трепыхается полосатая колбаса.
Деревянный домик с зальцем для ожидания, с буфетом, в котором будущие пассажиры мгновенно съели все, что в нем было: пирожки, жидкую сметану. Остался консервированный компот из слив и холодные, глиняной тяжести блины. Ожидающие подбираются и к ним. Но это так скучно — есть компот с холодными блинами…
Работники аэропорта заняты своими текущими делами. Радист сидит за тоненько попискивающими приборами. Кассирша что-то старательно пишет на бланках с множеством граф. А остальные, в том числе и начальник аэропорта, пожилой, веселый, подвижный человек, самосильно роют колодезь. Начальник похвалился мне, что все в аэропорту сделано их собственными руками.
— Подождите, то ли еще у нас будет! Сделаем к вокзалу пристройку для хранения багажа. Клумбы разобьем — всюду цветы будут!
Ждем… Больше ничего не остается.
Но неужели ждать придется так долго, что мы своими глазами увидим осуществление всех задуманных начальником планов?..
Вдруг тревога. На летное поле забрели колхозные лошади. В лесу их нещадно кусают слепни, а здесь дует ветерок — слепней меньше. С минуты на минуту должен приземлиться самолет какой-то изыскательской партии. И вот, подымая тучи пыли, от аэровокзала мчится грузовичок. Он выполняет чисто ковбойские функции: гонит лошадей с аэродрома в лес.
