Стрела над океаном - [43]
Взял он не только меня, еще паренька из Козыревского леспромхоза и двух молодых специалистов, ехавших на работу в леспромхоз, — одного с молоденькой женой и грудным младенцем.
Сначала было холодно. Слева, под облаками, виднелся конус Ключевской сопки — чистейшей белизны, которая бывает у только что выпавшего снега. И казалось — это ее холодное с ледяной струйкой дыхание заставляет ежиться, плотнее запахивать плохо греющий плащ. Потом солнышко поднялось выше. Стало светло, тепло. Река заголубела. Все кругом было легким, воздушным — бледно-зеленым, голубым.
Негромкое журчание воды за бортом…
Остановка в овощном совхозе. Молодые специалисты и матросы побежали зачем-то в кооператив. Неужто за «горячительным»? Впрочем, нет, не может быть. Капитан говорил мне: «Дисциплина у нас сознательная: никто на борту пьяным не был!» Купили они шесть бутылок ситро и банку перца.
Моторист вздумал купаться. Разделся, лихо прыгнул с борта в воду. Его подхватило, понесло быстрым течением. Он поторопился выбраться на берег и, пританцовывая, лязгая зубами, оделся с быстротой иллюзиониста: вода в реке ледяная!
С берега горьковато пахнет корой тальника, разогретой солнцем. И вдруг откуда-то издали — негромкий слаженный хор женских голосов. Поют «Рябинушку». Наверное, за работой поют. Как это удивительно хорошо!..
И снова в путь, снова скольжение по голубой глади реки, вдоль зеленых берегов.
Вдруг капитан хватает за руку: — «Гляди!» — Я посмотрел — сердце оборвалось: медведь!.. Идем по-над самым берегом, а медведь в прибрежных кустах, ну в пяти-шести метрах! Опустив лобастую морду, он что-то вынюхивает в густой высокой траве. На нас — никакого внимания. Хватаюсь за аппарат: раз — и готово! Снял медведя, можно сказать, подойдя к нему вплотную. Рулевой дает гудок — он никакого внимания. Так и не поглядев на. катер, медленно, не спеша, скрывается в кустах. Капитан смеется: «Привык, видно, разбойник, к катерам!»
Другое дело — лиса. Видим ее немного позже — сидит на бережку огненно-рыжая красавица с белой грудкой, неотрывно смотрит на катер. Вся — изящество, грация. Дали гудок — она так кинулась в кусты, будто пламя метнулось по зелени!..
И как это капитан не запутается в бесчисленных, похожих одна на другую, протоках реки, среди больших и малых островов? Как ориентируется он по берегам, на которых, кажется, нет никаких отличительных знаков — однообразные кусты тальника и больше ничего. Правда, кое-где стоят полосатые столбы с треугольниками — указывают основное направление. Но все-таки, откуда он, капитан, знает, что именно здесь нужно подойти вплотную к берегу, а здесь лучше держаться середины реки?
— Как же не знать-то? — резонно удивляется капитан. — Куда я тогда годился бы? Столько хожено-перехожено…
— Но ведь река постоянно меняет русло.
— Конечно, меняет, на то и река… За ней глаз нужен!
Тут до меня доходит, что кажущееся мне безмятежным скольжение катера по голубой глади реки для него, для капитана, да и для всей маленькой команды катера, — труд, требующий зоркости и постоянного внимания.
Капитан все время следит за рекой, заберегами. Иногда что-то скажет рулевому или просто махнет рукой, указывая нужное направление.
Все чаще из воды то тут, то там торчат затонувшие бревна. Одним концом они зарылись в дно, а другой немного выдается над поверхностью реки.
А вот и севшая на мель «сигара». В этом году Козыревский леспромхоз попробовал сшивать «сигары» сам. Сшить-то сшил, а сплавить все не смог: весенний паводок сошел слишком быстро. Несколько «сигар» завязло в песке. Так и будут лежать до паводка в будущем году…
Река заметно обмелела. И вот наступает момент, когда катер начинает кружить по ней, словно разыскивая, нащупывая дорогу. Он то бойко бежит вперед, то вдруг поворачивает обратно. Подойдет то к одному берегу, то к другому. Матрос все время замеряет багром глубину — «Сто! — кричит он, — девяносто!..»
— Вырубают леса, вот река и мелеет, — говорит капитан. Он стоит, покуривая, на носу катера и прислушивается к выкрикам матроса. — Будете в Козыревске, увидите: на ближайший лесной участок нужно ехать чуть не двадцать километров. А ведь стояли леса у самой реки… Теперь о чем думать надо? О том, чтобы сажать их!
В Петропавловске мне говорили, что комплексная экспедиция Академии наук, работающая на Камчатке (о ней речь пойдет ниже), организует в Козыревске лесной стационар. Здесь будут изучать древостой, подлесок, травяной покров, лесные почвы — все это как раз для решения вопроса о возобновлении лиственицы и других ценных пород.
Рассказываю об этом капитану.
— Это хорошо, — говорит он, — очень даже хорошо! Раньше нужно было подумать об этом…
И вдруг всем своим существом чувствую скользящий толчок: катер задел дно. Ощущение такое, будто сам ты проехал животом по песку… Вода за кормой становится черной от поднятого со дна винтом ила и песка. Опять толчок!.. Сейчас сядем на мель…
— Назад, правее, — спокойно говорит капитан.
И снова кружение по реке. Это не значит, что катер не может пройти дальше. Он-то при своей неглубокой осадке пройдет. Нет, капитан ищет путей для плота, который он должен забрать в Козыревске и отбуксировать вниз по реке. Беда, если плот сядет на мель! Весь труд, затраченный на то, чтобы вести его, пойдет прахом…
