Стрела над океаном - [19]
Был он как-то со своим отцом на Северном лежбище. Отец увидел мертвую самку — она лежала возле двух громадных секачей, которые только что закончили драться из-за нее. Досталось больше всего самке: властелины гаремов так тормошили ее, с такой яростью и силой рвали каждый в свою сторону, что из нее и дух вон!
— А ну не робей, возьми самку-то! — сказал отец сыну. — Не пропадать же дорогой шкурке!
И все промысловики примолкли, поглядывая на молодого парня. Отважится или нет? Алексей не колебался ни минуты. Подошел к еще не остывшим после драки секачам, поднял мертвую самку. Повернулся было, чтобы уходить, как секачи с рычанием кинулись к нему. Да не только эти двое — другие тоже. Парень побледнел, невольно ускорил шаги. Он знал: укусы котиков болезненны, опасны. А если повалят человека, легко могут загрызть насмерть.
Отец, хорошо изучивший повадки зверей, крикнул:
— Прыгай в море, там не тронут! — и не забыл добавить — Гляди, добычу сбереги!..
Алексей, не выпуская из рук мертвую самку, добежал до воды. Кинулся с прибрежного камня в ледяные волны. И верно: секачи, которые с злобным ревом преследовали его на суше, сразу успокоились, перестали обращать на него внимание.
Он отплыл метров на двадцать, потом вернулся, вышел со своей нелегкой ношей на берег в стороне от лежбища живой, невредимый, лязгая зубами после холодной ванны.
Кончится забой, план выполнен, шкурки сданы, а Алексей Степанович все ходит и ходит на лежбище. Часами сидит на прибрежных камнях. Вся жизнь стада раскрывается перед ним.
«Черненькие» заметно подросли. Все дальше заплывают от берега, набираются сил, жизненного опыта. Отощавшие за летние месяцы секачи — они ведь почти не отходят от своих самок, почти ничего не едят — распускают «гаремы», готовясь к отбытию. И вот в конце октября начинается массовый уход котиков в более теплые воды.
Пустеет лежбище. Только чайки и кайры кружатся над ним. В тишине слышнее ропот неспокойного осеннего океана. А там и первый снежок ляжет на прибрежные камни. Жизнь на лежбище замрет до начала будущего лета…
Недалеко от поселка, на холме, за дощатым забором — звериный городок. Длинными рядами тянутся клетки-вольеры. Между ними — широкие, заросшие травой проходы — улицы.
В каждой клетке по одному, по двое сидят песцы. Склочный, беспокойный «народец»! То и дело дерутся, ошалело мечутся из угла в угол. Орут, разевая розовые пасти с мелкими, острыми, как у щуки, зубами. Их нервозные крики раздаются то в одной клетке, то в другой.
И чего им, спрашивается, нужно?! Жизнь спокойная, сытая. Окружены заботой. Все это, конечно, до поры, до времени, пока не придет роковой для них день и их не прикончат электрическим током, чтобы завладеть на радость модницам пушистой, с голубым отливом шкуркой.
Вид у «цивилизованных» песцов такой же облезлый и жалкий, как и у «диких», с которыми пришлось познакомиться на острове Медном. Ничего не поделаешь — линька! Их много на звероферме: 850 самочек, свыше 200 самцов. Да еще щенков в специальных клетках — «шедах», — так сказать, в детском саду, четыре с лишним тысячи.
— Как же вы справляетесь с этакой оравой злобных, вечно орущих и дерущихся чертенят? — спросил я Елену Ивановну, круглолицую, улыбающуюся, с ямочками на щеках. Она бригадир третьей секции песцовой зверофермы. Под ее непосредственной опекой 260 взрослых песцов, тысяча щенков.
Мы стояли возле клетки, по которой бесшумно метался из угла в угол небольшой коричневый зверек.
Елена Ивановна рассмеялась.
— Что уж говорить, хлопот с ними много!.. Сейчас-то ничего, а вот зимой… Случается, снег так засыпает клетки, что приходится откапывать. А бывает и так, что он своей тяжестью душит зверьков. Зимой, к тому же, песцы болеют — цингуют, опухают. Тут нужен заботливый уход.
Она ласково посмотрела на зверька. Устав метаться по клетке, песец уселся в углу, приоткрыл пасть и сердито уставился на меня.
— Вы говорите, — продолжала Елена Ивановна, — злобные они. Дикие, а не злобные. Песцов, говорят, трудно приручить. Это верно, да не совсем. Выходила я в прошлом году щеночка: его собственная мать чуть не до смерти загрызла — разорвала ему грудную клетку. Уж такой ласковый был Мишка, так ластился ко мне!.. Подход к ним нужен. В работу с ними нужно душу вкладывать!.. Вот Валя, она согласна со мной. Правда, Валюша?
Подошла смуглая женщина в рабочем халате, в резиновых сапожках— зверовод Валентина Хабарова.
Валя — одна из передовых работниц зверофермы: если уж кто и вкладывает душу в свою работу, так это она. И уж, конечно, недаром рабочий комитет Командорского зверокомбината присвоил молодой алеутке почетное звание ударника коммунистического труда.
А ведь было время, когда Валя собиралась сбежать с зверофермы: никак не могла привыкнуть к своим капризным питомцам. Боялась их. Ходила с забинтованными руками: укусы песцов болезненны, долго не заживают. А потом…
— Посмотрели бы вы на нее минувшей весной!.. — говорит Елена Ивановна. — Щениться песцы начинают в апреле. Погода сырая, холодная. Корм плохой. Вот тут-то и приходится работать не за страх, а за совесть. Ну Валя и показала себя!.. Отогревала щенят на руках, давала им глюкозу, аскорбиновую кислоту из пипетки. Дня не проходило без того, чтобы она не поругалась с зоотехником, требуя дополнительных кормов. Уж и не знаю как, а только сама она доставала и свежую рыбу, и сивучье мясо, и молоко для кормящих самок…
