Стрела Кушиэля. Битва за трон - [4]

В свою песню я вложила прощание с Алкуином и Делоне, обещание Жослену Веррёю хранить верность долгу и свою любовь к тем, кто продолжал жить на родине: к Гиацинту, Телезис де Морне, мастеру Тильхарду, Каспару де Тревальону, Квинтилию Руссу, Сесиль Лаво-Перрин  и ко Двору Ночи в его поблекшей славе – ко всему, что приходило мне в голову при слове «дом».

Когда я закончила, на мгновение повисла тишина, и тут же чертог взорвался одобрительным ревом. Закаленные в битвах воины стряхивали с ресниц слезы, хлопая и требуя спеть еще. Такого бурного отклика я не ожидала; тогда я еще не осознала глубинной сентиментальности, заложенной в природе скальдов. Они любят поплакать не меньше, чем сражаться и рисковать. Гюнтер кричал громче всех, победно сияя и пуще прежнего гордясь своим завоеванием – мной.

Я покачала головой и вернула тенну его лиру; на ум не приходило ни одной песни, которую можно было бы быстро переложить на язык скальдов, и мне хватило мудрости опочить на лаврах. Какой бы ущерб я не понесла той ночью, все же мне удалось получить небольшой козырь, хотя и он мог дорого обойтись мне в будущем. Когда довольный Гюнтер повел меня к дверям, обнимая за талию, я снова услышала перешептывания.

Он был молод и здоров, мой хозяин, и ненасытен. У скальдов не существует даже понятия стыда, и когда вздыбленный фаллос Гюнтера оттопырил перед его клетчатых штанов, хозяин дал мне почувствовать свое возбуждение, прижавшись сзади у всех на виду. Да, требовалось немалое время, чтобы его утомить. К своему разочарованию, я почувствовала ответную влагу между ногами. Захотелось снова заплакать, но все слезы уже пролились, и хотя бы глаза, к счастью, остались сухими. Я сосредоточилась на шепоте теннов за спиной.

– Он будет дураком, если не отдаст ее, – донеслось до меня. – Даже у Вальдемара Селига нет ничего подобного.

 «Подарок, достойный принца», – вспомнила я слова Мелисанды и покорно зашагала в свой личный ад. 

Глава 42

Я лежала и смотрела на тлеющие угли в очаге спальни Гюнтера. Сам он крепко спал рядом со мной, исторгая из широкой груди могучий храп. Такое для меня тоже было в новинку: за все время служения Наамах я ни разу не разделяла с гостем сон. Насытившись, Гюнтер уснул мгновенно, по-хозяйски закинув на меня руку, и не пробудился, когда я осторожно ее убрала. Я взяла это на заметку, как и то, что на двери спальни не было замка, поскольку отмеченные обстоятельства открывали мне возможность выскользнуть, не разбудив хозяина.

Судя по всему, Гюнтер не ждал от меня попытки сбежать. И правильно не ждал, потому что я боялась жалящего снега и долгого леденящего путешествия не меньше, а то и больше почти неизбежной последующей поимки… но в его презрительном доверии мне чудилась какая-то польза. И я осознала эту пользу, пока лежала без сна, позволяя мыслям прокладывать тропы между прошлым и будущим.

Увы, выбранный в итоге путь мне нравился не очень, даже совсем не нравился, и перспектива успеха моего замысла ужасала меня не меньше, а то и больше возможной неудачи.

Но все равно попытаться стоило – под лежачий камень вода не течет.

К сожалению, придумать оказалось легче, чем осуществить. Утром я, подавая Гюнтеру завтрак, ухаживала за ним с ненавязчивой грациозностью, отличительной чертой воспитанников Дома Кактуса. Мое изысканное обхождение доставило ему видимое удовольствие, и я понадеялась, что он в настроении проявить великодушие, но когда спросила разрешения повидаться с Жосленом, получила отказ.

– Нет, этот щенок пока не отбесился. Пусть еще малость помаринуется на псарне. Я не протяну ему руку, пока он не научится есть с нее, не откусывая пальцы, – ухмыльнулся хозяин. – Пусть наберется ума у своих новых друзей, небось, с такими зверюгами ангелийским лордикам не часто доводится компанию водить, а?

 «Бедный Жослен», – подумала я, и в тот день больше о нем даже не заикалась. Гюнтер же погладил меня по голове и вышел из большого зала, чтобы заняться своими обычными делами на выезде: как я позже выяснила, иногда он охотился, а иногда объезжал свои угодья, проверяя, все ли в порядке у вилланов.

Итак, мне снова ничего не поручили, но в тот день женщины поглядывали на меня с неприязнью, очевидно, считая свои повседневные обязанности гораздо изнурительнее моих. Я бы охотно поменялась местами с любой из них, но им это даже не приходило в голову, они и мысли такой не допускали. Да, Хедвиг пока отказывала Гюнтеру, но на хуторе он считался очень привлекательным мужчиной и, как я со временем узнала, драгоценным призом для любой женщины, которая умудрилась бы вырвать у него клятву верности.

Я не умела сидеть без дела и попросила дать мне перо и бумагу, решив пополнить свой скудный репертуар переводами ангелийских песен. Хуторянки мою просьбу не поняли: у скальдов нет письменности как таковой, только магическая система рун, футарк, которую, по преданию, даровал своим детям Один Всеотец, заключив в этих рунах различные добродетели. Не вижу в этой легенде ничего смешного, поскольку точно знаю, что нас, ангелийцев, научил писать Шемхазай. Да, я считаю, что у него получилось гораздо лучше, чем у Одина, но, опять же, мое суждение предвзято. В любом случае на хуторе не нашлось ни пера, ни бумаги, так что мне пришлось довольствоваться чисто вытертым столом и обугленной палочкой.