Стрела бога. Человек из народа - [27]

Э-э, Нвака Димкполо-о-о-о.

Что же сделала Земля?

Глава седьмая

Базарная площадь постепенно заполнялась народом: со всех сторон стекались сюда мужчины и женщины. Поскольку женщинам отводилась на этом празднике важная роль, они разоделись в самые лучшие свои наряды, а те, у кого были побогаче мужья или покрепче собственные руки (последние были довольно редким исключением), надели украшения из слоновой кости и бусы. Большинство мужчин пришли с пальмовым вином. Кто принес его в глиняных кувшинах на голове, кто в бутылях из тыквы, висевших на веревочной петле сбоку. Пришедшие первыми располагались в тени деревьев и принимались пить вино с друзьями, родичами или свояками. Припоздавшие усаживались прямо на солнцепеке, благо жара еще не наступила.

Человек посторонний, побывав на празднике Тыквенных листьев в этом году, мог бы вернуться к себе домой в полном убеждении, что никогда за всю свою историю Умуаро не было таким сплоченным. В праздничном настрое собравшейся толпы великая вражда между Умуннеорой и Умуачалой, казалось, на время совершенно исчезла. Повстречайся два жителя враждующих деревень вчера, они с опаской и подозрением следили бы за каждым движением друг друга; то же самое будет и завтра. Но сегодня они вместе пили пальмовое вино, потому что ни один человек в здравом уме не принесет на обряд очищения яд; ведь это было бы все равно, что выйти под дождь с сильнодействующими, губительными колдовскими снадобьями на теле.

Младшая жена Эзеулу рассматривала свои волосы, зажав зеркало между колен. Ну, конечно, она-то сделала Акуэке прическу получше, чем та ей. Но черными узорами ули и бледно-желтыми линиями огалу, украшавшими ее тело, она осталась вполне довольна. Если бы все было как в прежние годы, она пришла бы на базарную площадь одной из первых и веселилась бы с легким сердцем. Но в этом году на сердце у нее была такая тяжесть, что, казалось, ноги идти отказываются. Она должна будет молиться об очищении ее хижины, оскверненной Одаче. Сегодня она уже не одна из многих женщин Умуаро — участниц всеобщей церемонии. Сегодня у нее особенная нужда в очищении от грехов. Это тягостное сознание даже немного портило давно предвкушаемое удовольствие надеть новые браслеты из слоновой кости, которые навлекли на нее столько зависти и злобы со стороны Матефи, другой жены ее мужа.

Угойе все еще полировала свои браслеты, когда Матефи отправилась на базарную площадь. Перед уходом она крикнула с середины двора:

— Мать Обиагели собралась?

— Нет. Мы придем следом. Не жди.

Когда Угойе была полностью готова, она прошла за свою хижину, где специально посадила после первого дождя тыкву, срезала четыре листа, связала их банановым жгутом и вернулась обратно. Положив листья на скамеечку, она подошла к бамбуковой полке и заглянула в горшки с похлебкой и фуфу, которые оставила на обед Обиагели и Нвафо.

Остановившаяся у порога Акуэке заглянула в хижину Угойе.

— Ты все еще не собралась? Что это ты суетишься, как наседка, которая никак на гнездо не сядет? — спросила она. — Если мы будем так мешкать, нам даже встать-то на базарной площади будет негде. — С этими словами она зашла в хижину, держа в руке свой собственный пучок тыквенных листьев. Они выразили восхищение одеянием друг друга, и Акуэке еще раз полюбовалась браслетами Угойе.

Когда они собрались уходить, Акуэке спросила:

— На что Матефи злится все утро, как ты думаешь?

— Это я у тебя должна спросить: она как-никак супруга твоего отца.

— Лицо у нее раздулось, ну прямо ступа! Спросила она у тебя, готова ли ты идти?

— Спросила, но только так, для виду.

— Немало я повидала на своем веку дурных людей, — сказала Акуэке, — но хуже ее не встречала никого. Она просто пышет злобой. С тех пор как отец попросил ее приготовить позавчера угощение для моего мужа и его родственников, брюхо ее полно желчи.

По обычным дням нкво голос базара далеко разносился во все стороны, словно шум приближающейся бури. Сегодня базарная площадь гудела так, будто над ней вились все пчелы мира. А люди продолжали прибывать, вливаясь на площадь со всех дорог Умуаро. Как только Угойе с Акуэке вышли со своей усадьбы, их подхватил один из таких людских потоков. Каждая женщина из Умуаро несла в правой руке пучок тыквенных листьев; если женщина шла без пучка листьев, это была наверняка чужая, жительница одной из соседних с Умуаро деревень, явившаяся посмотреть волнующее зрелище. Чем ближе подходили они к Нкво, тем громче и громче звучал голос базарной площади, заглушая голоса собеседниц.

Они пришли как раз вовремя, чтобы своими глазами увидеть появление на площади пятерых жен Нваки — картину, вызвавшую большое оживление среди собравшихся. У каждой из них были на ногах не браслеты, а целые сооружения из слоновой кости — от лодыжки почти до колена. Поэтому они ступали тяжело и неторопливо — ни дать ни взять маски Иджеле, идущие грузным ритуальным шагом, медленно поднимая и опуская каждую ногу. Вдобавок ко всему они были разряжены в многоцветные бархатные ткани. Слоновая кость и бархат не были умуарцам в новинку, но чтобы такими богатствами владела одна семья — этого они еще не видели.