Стражи Волшебного мира - [72]

— Не знаю.

Ард Рис протянула свои руки и взяла в них руки Афенглу:

— Нет, знаешь. Знаешь.

Афенглу кивнула. Она знала. Она была друидом раз и навсегда, и сделает то, о чем просит Ард Рис, потому что она поклялась в этом.

Хайбер расположила руки Афенглу ладонями вверх, а свои легонько поместила на них, ладонями вниз.

— Смотри на меня, Афенглу. Смотри в мои глаза и не отводи взгляда.

— Ненавижу это, — произнесла в ответ Афен.

— Продолжай на меня смотреть. Думая о видении. Любой части этого видения. Не думай ни о чем другом, кроме этого. Расслабь свой разум и скользи от одного изображения к другому. Продолжай вспоминать. Смотри на меня. Смотри на меня.

Афен повиновалась, чувствуя первые признаки ожидаемого вторжения, какое–то покалывание, которое началось в руках и медленно поднималось до плеч, потом по шее и, наконец, в голове. Она заставила себя не шевелиться, не реагировать, просто вытерпеть, чтобы произошла эта передача. Присутствие Ард Рис в ней угадывалось безошибочно, ощущение ее перемещения по ее разуму, касания то тут, то там. Афенглу хотелось закричать, выкинуть ее, прекратить происходящее и стереть память так же, как волны прилива стирают следы на песчаном пляже.

Но она не могла этого сделать. Она дала слово. Она должна держаться.

А затем, без предупреждения, все закончилось. Присутствие Ард Рис исчезло, вторжение прекратилось, и ее разум и тело снова стали ее. Она почувствовала, как руки Хайбер поднялись и обняли ее за плечи.

— Ты проявила храбрость, — прошептала Ард Рис и поцеловала ее в щеку.

Афенглу закрыла глаза и медленно покачала головой:

— Только никогда не просите меня сделать это снова.

Ответа не было. Когда она открыла глаза, Хайбер Элессдил уже ушла.

* * *

Повсюду тени. Темнота вокруг.

Драст Чажал осторожно пробирался по мраку коридора, направляясь к покоям Эдинжи Орл, уже сомневаясь в мудрости своего решения нанести ей визит подобным образом. Он хотел поговорить с ней наедине, чтобы никто не смог подслушать их разговор. Он знал, что нет никакой надежды убедить ее прийти к нему, поэтому решил набраться смелости и напроситься на визит к ней. К его удивлению, она без каких–либо колебаний согласилась.

Однако, она захотела, чтобы он пришел после наступления темноты, когда его не увидят, а она будет уверена в его намерениях.

Она никогда не сможет быть в этом уверена, подумал он, но восхищался тем, что Эдинжа в это верила. Однако он тоже рисковал, придя к ней один, когда оказывался наиболее уязвимым к тому, что она могла с ним сделать, если бы захотела навредить. Поэтому, когда он согласился на ее условия, он случайно упомянул, что скажет Стуну и другим своим слугам, чтобы они не сопровождали его — просто для того, чтобы дать ей понять, что кое–кто будет знать, куда он направляется, уменьшая ее шансы на то, чтобы попытаться сделать что–то нелицеприятное.

И он оказался полностью без защиты. Такого никогда не было.

Однако эта темнота раздражала его и затрудняла маневренность, и он удивлялся, как же она могла существовать в такой темноте. Он продвигался вдоль стены, вспоминая расстояние от входа до первой двери, вытянув одну руку перед собой, чтобы узнать, когда до нее доберется.

И тем не менее оказался не настолько готовым, как надеялся, ударившись рукой и оцарапав суставы пальцев о железные петли. Произнеся вполголоса проклятия, он нащупал ручку, схватился за нее и повернул против часовой стрелки, наполовину ожидая, что дверь будет заперта.

Однако замок щелкнул и дверь плавно открылась. За ней огромная прихожая освещалась единственным бездымным факелом, одним из тех, которыми так любили пользоваться обладатели магии. Талант Эдинжы был легендарным; она намного превосходила кого–либо еще в Аришейге. Из–за этого она могла оказаться изолированной на политической арене, учитывая весьма ограниченную терпимость в нынешней Федерации к любому применению магии; однако ее семья была древней, уважаемой, к которой относились с опаской. Никто в здравом уме — включая и его самого — не хотел рисковать оказаться врагом семьи Орл. Так что до сих пор он не обращал внимания на ее увлечение магией и был весьма осторожен, чтобы поддерживать с ней хорошие отношения.

Такое положение продолжалось до тех пор, пока он не занял должность Премьер—Министра. Теперь он совсем не был уверен в том, как она к этому отнесется и что намеревалась с ним сделать.

Он пересек прихожую до следующей двери, эта была поменьше и не такая неприступная. Возможно, так казалось из–за освещения. Он остановился и тихо постучал.

— Входи, — услышал он ее голос изнутри.

Драст Чажал открыл дверь и оказался в комнате, задрапированной шелками, застеленной коврами, с разбросанными подушками. Она выглядела скорее борделем, а не приемной, но он быстро отбросил эту мысль. Повсюду горели свечи, а воздух был наполнен ладаном. Он попытался не вдыхать его, но ничего не мог с этим поделать.

В дальней части комнаты на диване лежала Эдинжа. Она была одета в плащ с капюшоном, хотя даже при свечах были заметны ее прекрасные, нежные черты лица. На ногах у нее были шелковые тапочки, а в длинные серебристые волосы были вплетены ленты. Кольца, украшавшие ее пальцы, сверкали вспышками серебра и золота. Ее темная кожа тоже светилась, что предполагало наличие какого–то внутреннего света. Она была прекрасна, хотя он никогда не смотрел на нее под таким углом, только признавал то, что говорили и думали другие. Она жила одна, незамужняя и без партнера. Говорили, что время от времени она заводит любовников, однако никто, казалось, не знал, кто они такие и кем являлись. Но, по крайней мере, для него это не имело значения.