Страж империи - [103]

Собеседник снова помолчал.

– Да, все это действительно просто. Большинство мне подобных не оставляет вам какого-либо выбора, а меньшинство, к которому отношусь и я, оказалось в безвыходном положении…

Я насмешливо фыркнул в трубку:

– Послушайте, так не годится. Как только я сделал вид, что верю в вашу версию, вы начинаете городить еще более невероятную. Я правильно понимаю, вы тут пытаетесь убедить меня, что не все одержимые одинаковы?

– Это действительно так. Я, как уже упоминалось ранее, живу в человеческой среде, не проявляя ни к кому враждебности, даже наоборот.

Я только усмехнулся. Да-да, приблуда проклятая, расскажи мне, а я послушаю твои байки, пока малыш Сашик привычно удерживает под контролем Зверя, не позволяя ему броситься на девицу за стойкой кафе и вскрыть ей горло разбитым стаканом. Останки тебе подобного – навеки часть меня, и я знаю твою природу куда лучше, чем тебе хотелось бы!

И как только я это подумал, то сразу же понял: я начинаю верить ему.

А он тем временем сказал:

– Видите ли, Александер, мы действительно не все одинаковы, и я могу это доказать.

– Вот как? Каким же образом?

– Вы способны чувствовать мне подобных, но не учуяли меня при личной встрече. Вы смотрели на меня с расстояния менее пятнадцати шагов. Скользили по мне взглядом, находились рядом со мной – и не учуяли. Несколько раз в неделю я прихожу в королевский дворец, минуя контрольно-пропускной пункт – и «рамки» молчат. Я попытаюсь объяснить вам суть… Вот представьте себе, что вы – моряк на корабле, везущем тигров… Хотя нет, плохой пример. Предположим, вы везете каторжников. Во время шторма корабль выброшен на отмель у незнакомой земли, где живут бесцветные люди…

– Какие такие люди?! – не понял я.

– Моя вина. Очень трудно привыкнуть, что отсутствие цвета вы тоже считаете цветом… Люди с черной кожей. Они никогда не видели таких, как вы, белых. А ваши каторжники сбежали с разбитого корабля и принялись за то, чем занимались ранее, творя преступления против местных жителей. Конечно же, местные пытаются убивать каторжников ради собственной безопасности – и при этом не видят разницы между белолицыми моряками и белолицыми же преступниками. И пытаются вас убить.

– И правильно делают в таком случае, – хмыкнул я. – На месте капитана я должен был бы открыть кингстоны перед выбросом на берег, утопив каторжан вместе с кораблем. И если я этого не сделал – значит, это я привез к местным жителям своих преступников, убийц и насильников. В вашем примере я всецело на стороне чернокожих в их ненависти к белым.

– Что ж, я понял, этот пример тоже неточен… Мы – не моряки, плывущие на своем корабле в чужие страны. Мы – беженцы. Вы считаете, что в Зоне Сопряжения ваш мир столкнулся с чужим…

Вот тут мне уже стало немного любопытно:

– А это не так?

– Нет, не так. Вы думаете, что эфириалы – это чуждая форма бестелесной жизни из мира, где иные законы… но на самом деле это тоже не так. Есть два мира, которые не соприкасаются, и искусственная перемычка между ними. Тамбур, прихожая. Тоннель. И эфириалы – не форма жизни в буквальном смысле, а останки оной. Из прежнего мира нельзя сбежать в тамбур физически – в нем иные законы, нежели в первом или втором мире. Если у меня было тело – оно осталось в старом мире. А то, что попало в перемычку – останки. Нечто, что вы, возможно, называете «душой».

– М-да… Получается, в наш мир ломятся души мертвецов из соседнего мира? Просто охренеть. И насколько сильно законы природы вашего мира отличаются от нашего?

– Не знаю. У меня нет воспоминаний о той жизни. Не в чем их хранить. Можно лишь предполагать, что это был мир без симметрии и что мы не были связаны определенной физической формой. Но я сужу только по косвенным признакам, а на самом деле даже не факт, что «тот» мир был материален в вашем понимании.

– Ну тогда расскажите что-то хотя бы про эту самую перемычку. Как оно – быть в «хаосе»?

– И этого я тоже не в состоянии рассказать. Понимаете, если человек слепнет – он хотя бы помнит, каково это – «видеть». Если он никогда не был зрячим – бесполезно пытаться объяснить ему, что такое свет и цвет. Я сам понял это только после того, как у меня появились глаза. И если в том, прежнем мире были другие законы физики и у меня были бы другие чувства, отличные от слуха и зрения – я не смог бы сообщить вам о том, как там у меня и не смог бы понять, как тут у вас. Я постигаю ваш мир только благодаря тому, что получил приспособленную к нему оболочку. Даже привнеси я в новое тело старые воспоминания – они не смогли бы быть осмыслены новым мозгом. Не уложились бы.

– Ладно, а от чего вы сбежали?

– Мы не помним. Память содержится в мозге, а у эфириалов его нет. Мы не помним прежней жизни, утратили воспоминания вместе с большей частью себя. Мы не помним причин – с нами в междумирье ушли только безграничный ужас и отчаяние. Что-то настолько ужасное, что мы пошли на спасение очень дорогой ценой. Тот, прежний мир – он вряд ли был таким же, как этот. И мы вряд ли были похожи на вас хоть в какой-то мелочи. Но всего этого никто из нас уже не знает. И вот в этот-то тамбур кроме таких, как я, набилось множество других, подобных мне по природе, но не точно таких же. Это произошло не по нашей воле – мы вряд ли что-то еще контролировали в той ситуации и не могли ничего поделать с нежелательными попутчиками… И вот те, другие – они похожи на меня в той же мере, в какой хищный тигр похож на вас. Вы с тигром состоите из одинаковой плоти, у вас по четыре конечности и два глаза… С точки зрения кого-то, кто в равной степени во всем отличен и от вас, и от тигра, тигр подобен вам. Но вы-то знаете, что за фундаментальным сходством кроются мелочи, которые значат очень много. С нами то же самое. Да, я фундаментально схож с теми, кого вы вынуждены уничтожать. Я схож с ними по своей сути и природе. Мне, как и им, отвратительны симметрия и правильные формы, я обладаю теми же способностями, что и они. Но я другой. Мною не движет желание причинить вред жителям этого мира – я пытаюсь найти в нем свое место. Приспособиться. Это трудно – но я пошел на неизвестно насколько большие жертвы, чтобы путем, как вы подметили, смерти спасти остатки своей сущности от неизвестного ужаса, а все остальное уже не так важно. Я научился смотреть на людей не строго анфас – так вы не кажетесь столь ужасно симметричными. Я учусь быть как вы. Я стал частью вашего социума – далеко не самой бесполезной частью. И теперь моя самая большая проблема – угроза разоблачения и уничтожения за поступки, совершенные другими. Подобными, но не такими же.