Страж государя - [11]

Егор, ласково почесав собачонку за развесистыми ушами, не мешкая, пошёл к дворовым постройкам, надеясь обнаружить там нужник. Ага, вон пожилой мужик в потёртом кафтане и в смешном войлочном колпаке на голове, держа в руках несколько зелёных листьев лопуха, вошёл в небольшой деревянный сарайчик, стоящий на отшибе. Через минуту-другую туда же попытался пройти молоденький парнишка в длинной холщовой рубахе, подпоясанной красным кушаком. Выяснив, что дверь заперта изнутри, паренёк недовольно сплюнул в сторону и справил малую нужду прямо на угол сарайчика.

Не долго думая, Егор последовал примеру мальца, отойдя за ближайший амбар.

Что ж, теперь можно было заняться и серьёзными делами.

Егор пошёл на неясные голоса, раздававшиеся со стороны конюшни. Повернул за угол, там три мужика разного возраста окружили крохотного гнедого жеребёнка, о чём-то оживлённо споря.

— Данилыч, соседушка! Утро доброе! — радостно приветствовал Егора высокий кряжистый тип в кузнечном фартуке на груди и животе, заросший чёрной курчавой бородой, такое впечатление — по самые глаза. — У тебя же батяня — знатный лошадник! Вот, рассуди ты наш спор. Я говорю, что этот стригунок в бабках слабоват, да и дёсны у него желтоватые и рыхлые… Продавать его надо срочно, пока не отбросил копыта. Вот и Вьюга согласен со мной. А Васька балаболит, — ткнул корявым пальцем в худосочного юнца, лицо которого было щедро покрыто россыпью крупных алых прыщей, — мол, добрый конь получится из этого уродца. Вот рассуди ты нас, друг сердечный!

— Доброе утро, воистину — доброе! — важно провозгласил Егор, внимательно рассматривая лица спорщиков.

«Судя по тому, что кузнец обратился по отчеству, я здесь, определённо, в авторитете! — решил про себя Егор. — Поэтому и вести себя надо соответственно. Ну и лица у них: мальчишка весь в прыщах, у кузнеца физиономия разукрашена какими-то ямками и угрями, старик Вьюга и вовсе — одни сплошные оспины и родимые пятна. Видимо, совсем здесь плохо с косметическими препаратами…»

Егор неторопливо обошёл вокруг жеребёнка, присел, с видом знатока ощупал его ноги, нежно пальцем погладил по ноздрям, осторожно помял верхнюю губу, веско высказал своё мнение:

— Ты, Васенька, завсегда слушай старших. Они много чего видали по этой жизни. Никуда не годится этот коняшка-стригунок! Совсем слабый и хилый, чисто первый комар по ранней весне…

— Ну, Данилыч, ты горазд по-умному говорить! Иногда так завернёшь, хоть стой, хоть падай! — восхитился кузнец. — Только ты лучше здесь не ходи, хоронись, поближе жмись к господскому дому…

— Что так? — нарочито небрежно поинтересовался Егор.

— А то сам не знаешь?

— Не, ни сном, ни духом. Вот те крест!

— Да Фома тебя, Санюшка, ищет. Прибить грозится, бугай здоровый, — проинформировал рябой старик Вьюга. — Кто-то ему донёс, что ты его дочку Марфутку… Ну, того самого, сам знаешь, чего…

— Врут всё! — искренне возмутился Егор. — Наговор сплошной! Домогалась эта дура меня, врать не буду. Но отказал я ей, не нравятся мне такие глупые бабы. Где сам Фома-то сейчас?

— У себя, где ж ему быть ещё! — Прыщавый Василий махнул рукой в сторону сенника. — Мастерит чегой-то.

— Покедова вам, люди добрые! — кивнул головой Егор и бодро зашагал в сторону высоченного сарая, где складировали сено на зиму.

— Санюшка, ты уж там сторожись, не лезь сразу на рожон-то! — долетел обеспокоенный голос Вьюги.

У распахнутых настежь дверей сенника на массивной деревянной колоде сидел здоровенный детина средних лет, сноровисто насаживал на новое осиновое древко железные грабли. Большой такой дяденька — семь на восемь, восемь на семь, конкретный. Шикарная русая борода, пудовые кулачища, маленькие злобные глаза-щёлочки.

— Искали меня, дяденька? — вежливо спросил Егор, остановившись в семи шагах. — Так вот он я, пришёл сам!

— Иди ты! — вскинув голову, от души изумился Фома. — Сам пришёл? И не сгорел в огне? Сейчас я тебя казнить буду! Помирать будешь в муках страшных!

— Ничего не получится у тебя, боров грязный! — спокойно сообщил русобородому детине Егор.

— Почему это?

— По кочану это…

Фома резко вскочил на ноги, выпрямился во весь свой двухметровый рост, ткнул в сторону наглеца граблями, целя в лицо.

Егор ловко перехватил сельскохозяйственный инструмент за древко, вырвал из рук Фомы, отшвырнул далеко в сторону.

— Ну, а что дальше?

— Ты так-то? — взревел басом здоровяк и двинулся на ловкача, закатывая рукава своей льняной рубашки, расшитой весёлыми красными и зелёными котятами.

Уловив краем глаза, что к сеннику целенаправленно стягиваются любопытствующие, Егор несколько раз качнулся влево-вправо и, дождавшись, когда противник широко, от всей русской души, размахнётся своей правой рукой, ударил левым крюком Фому в область печени. Тот сразу же согнулся в три погибели, неловко присел на корточки…

Егор примерился и послал сопернику в ухо хук справа. Бить кулаком, правда, не решился, опасаясь нанести противнику серьёзное повреждение. Ударил открытой ладонью. Звон разлетелся — на всю округу, Фома отлетел метра на два в сторону, упал, покатился по земле, тоненько подвывая и отчаянно матерясь.