Стратегия обмана. Политические хроники - [12]

— Как вы считаете, мистер Пэлем, что будет, если студент, окончивший лишь один курс обучения в медицинском институте, возьмётся делать сложную хирургическую операцию? Чем она, по-вашему, кончится?

Ник неуверенно ответил:

— Нормальный студент бы побоялся лезть во внутренности пациента, если он не знает толком, что с ними делать.

— А если он ничего не боится и искренне верит, что знает всё и даже больше своих наставников?

— Если не случится чуда, он просто-напросто зарежет человека.

— Вот именно, мистер Пэлем. Так почему же вы считаете, что людские души менее хрупки, нежели тела?

И Ник призадумался. Он не был особо подкован в вопросах веры, чтобы устроить диспут на равных. Да даже если бы и был, с семисот семидесятилетним альваром этого бы и так не получилось. Однако Ник тут же вспомнил о своей тётушке Джесс Сессил, обладающей отменным здоровьем, но всё время расстраивающейся по всяким пустякам. «Оно нарушило мое душевное равновесие» — постоянно говорила тётя Джесс, когда на неё наваливалась чёрная меланхолия. А случалось это по нескольку раз в месяц. Тут-то невольно задумаешься, что легче вылечить — депрессию или аппендицит. Последний хотя бы можно вырезать, а депрессию из головы не вынешь.

— То есть, формально Игнатий Лойола был еретиком? — решил уточнить Ник. — А как же тогда он стал святым?

— А вы верите, что действительно стал? — задал ему встречный вопрос отец Матео.

Ник даже растерялся, не зная, что и ответить монаху. Из них двоих только Мурсиа был католиком.

— А вы, значит, не верите? — чуть ли не с укором вопросил Ник.

— Я уже давно не молод, мистер Пэлем, вся моя жизнь наполнена верой, но верой в Единого Бога, а не в Лойолу. А ещё я знаю, что собой представляет созданная им чёрная гвардия Ватикана и для чего она была создана.

— И для чего же?

— Для такой обыденной вещи как политика, мистер Пэлем. Тогда шел 1540 год, самый разгар Реформации, а орден иезуитов стал для папы инструментом теологической борьбы с ересью протестантизма. С тех пор прошло уже 427 лет и сейчас в мире живет около семисот миллионов человек, кто называет себя протестантами. Так что судите сами, насколько успешно иезуиты отрабатывали свой хлеб. Хотя, как христианин я не вправе никого осуждать.

— Как же вы тогда работали в Инквизиции? — решил поймать его на слове Ник.

— Я был всего лишь квалификатором, а не инквизитором.

— И что это значит?

— Выражаясь современным языком, я был экспертом в области права, а не прокурором, и, тем более, не был судьей.

— И скольких после вашего экспертного заключения отправили на костер? — Ник тут же пожалел, что спросил это, ибо вслух вопрос прозвучал очень грубо.

— За десять лет службы только одного, — без тени обиды ответил Мурсиа.

— Всего?

— Вам мало? — поддел он Ника.

— Да нет, — растеряно произнёс тот, — просто думал, что вы скажете про пятьдесят или сто человек.

— Стольких заподозренных в ереси я опрашивал в год.

— И что с ними было потом, после вас?

— Они каялись и отрекались от ереси.

— А потом?

— Потом возвращались домой и жили как раньше. Вам дико это слышать, мистер Пэлем, или вы думаете, я вас обманываю?

— Нет, что вы, — поспешил заверить его Ник, — просто это не совсем то, что мне приходилось читать и слышать об Инквизиции.

— Разумеется не то. История, знаете ли, делится на подлинную и ту, что описана в учебниках. А та, что описана в учебниках, расщепляется на множество других историй, на любой вкус, так сказать.

— То есть, всё было не так как в книгах, — заключил Ник.

— Видимо, вы ожидали услышать от меня что-то об охоте на ведьм…

— Если честно, да.

— Тогда спешу вас разочаровать. На ведьм охотились протестанты, а не католики. Особенно в вашей старой доброй Англии. Это у вас несчастных женщин сдавали властям за вознаграждение, а после вешали или топили.

Тут Пэлем не мог не заступиться за честь страны.

— Можно подумать, испанская Инквизиция была образцом человеколюбия.

— Покаяние, мистер Пэлем, вот и всё, что было нужно для свободы. Ни пытки, ни штрафы, только раскайся в грехе и никто не тронет тебя и пальцем.

— Вот так просто? Извиниться, сказать, что заблуждался и никакого костра?

— Игнатий Лойола так и сделал, — ответил бывший квалификатор, хитро улыбнувшись.

— Жалеете, что тогда ему поверили?

Мурсиа пожал плечами и ничего не ответил.

— А тот единственный ваш подследственный, которого отправили на костер, что же, не захотел каяться? Даже для вида?

Мурсиа еле слышно вздохнул. Видимо ему до сих пор было неприятно вспоминать о том человеке и его участи:

— Он искренне верил в то, что считал правдой и не захотел отрекаться от ереси, ни искренне, ни для вида, как бы я его об этом не просил и не уговаривал.

— Так вы просили его солгать перед судом? — поразился Ник.

— Я знал немало закоренелых грешников, которые к концу жизни всем сердцем отрекались от зла и начинали вести жизнь праведников. Я верю в искупляющую силу покаяния, и верю, что прийти к нему никогда не поздно, главное только прийти. Но… полагаю, вы тоже не считаете абсолютно все законы своего королевства справедливыми и мягкими. К тому же тот человек помимо ереси обвинялся и в убийстве посредством яда. К смерти его приговорил светский суд, так как церковный не имел на это право.