Стратегия. Логика войны и мира - [4]

Во-первых, есть сугубо механические сложности, возникающие, когда действие наталкивается на противодействие неприятеля, как бывало в морских сражениях эпохи парусных судов, когда каждая сторона старалась навести бортовые пушки на непрочный нос или корпус корабля противника; как в классической воздушной битве самолетов-истребителей, где каждый пилот стремится «сесть на хвост» врагу; и как постоянно происходит в наземной войне, когда налицо сильные фронты, слабые фланги и еще более слабые тылы, что обусловливает взаимные попытки обойти врага с фланга и проникнуть за линию его фронтов. Думать быстрее врага, оказаться умнее в планировании действий — все это может быть весьма ценным (хотя, как мы увидим, хорошая тактика может оказаться плохой и привести к негативным последствиям). Но само по себе все это не позволит справиться с элементарной сложностью, возникающей из-за того, что враг пользуется собственными силами, собственным смертоносным оружием, собственными умом и волей. При смертельной угрозе даже простейшее действие, повышающее опасность, не будет выполнено, если комплекс таких «неосязаемых составляющих», как личный боевой дух, сплоченность и лидерство, не сможет преодолеть инстинкта выживания отдельных индивидов. И если должным образом осознать решающее значение всех этих неосязаемых составляющих в том, что происходит или не происходит на поле боя перед лицом живого и реагирующего врага, — никакой простоте уже se остается места, даже в случае самых элементарных тактических действий.

Чтобы добиться преимущества над врагом, не способным реагировать потому, что он захвачен врасплох или не готов, либо хотя бы над таким врагом, который не может своевременно отреагировать в полную силу, годятся любые парадоксальные решения. Вопреки критериям здравого смысла, определяющим, что является наилучшим и самым эффективным (например: более короткий путь предпочтительнее более длинного, дневной свет предпочтительнее ночной неразберихи, тщательная подготовка предпочтительнее поспешной импровизации), может быть сознательно избрано «плохое» решение в надежде на то, что такой оборот дела будет неожиданным для врага и снизит его способность реагировать. Теперь мы можем признать внезапность на войне тем, чем она и является: не просто одним преимуществом из многих, как материальное превосходство или лучшая стартовая позиция, но скорее отменой (пусть краткой, пусть лишь частичной) всего предсказуемого содержания стратегии. Ведение войны против такого врага, который не способен реагировать (или, выражаясь более реалистично, — не способен реагировать в пространственных и временных пределах, в которые он загнан благодаря неожиданности нападения), становится всего лишь вопросом управления, столь же простым на практике, сколь простым предстает в теории каждый из его элементов.

Согласно одному из снискавших широкое признание тезисов о ведении войны[3] следует принимать парадоксальные решения всякий раз, когда это возможно, так, чтобы военные действия велись по линии наименее ожидаемой, но подобный совет обычно пропускают мимо ушей, причем вполне обоснованно (см. ниже).

Цена внезапности

За парадоксальное решение, принятое ради того, чтобы застигнуть врага врасплох, чаще всего приходится платить: оно может привести к потере сил и ресурсов. В наземном бою дело может обстоять примерно таким образом: более долгий или сложный путь утомит людей, приведет к износу транспортных средств и потребует большей затраты припасов, это увеличит число отставших, которые не доберутся до поля боя в то время, когда они там понадобятся. Даже располагая самыми лучшими приборами ночного видения, ночью войска не могут ни развернуться, ни передвигаться, ни пользоваться оружием так же эффективно, как в дневное время, и поэтому какая-то (возможно, значительная, а то и большая) часть наличных сил во время сражения может оказаться менее эффективной или даже бездействующей. Точно так же для того, чтобы действовать быстрее, чем враг может ожидать на основе своих расчетов времени, которое потребуется для подготовки, вам придется довольствоваться лишь частью имеющихся в вашем распоряжении ресурсов или же прибегать к импровизациям, не позволяющим полностью использовать людей и технику, которые в ином случае вы могли бы задействовать в сражении. Говоря более обобщенно, за все формы маневра — парадоксального действия с целью обойти превосходящие силы врага, чтобы воспользоваться его слабостями, — приходится платить, независимо от условий и природы сражения. Слово «маневр» часто используют неверно, подразумевая под ним всего лишь «передвижение». Однако никакого передвижения может и не быть вовсе. Речь идет о том, что вы должны действовать парадоксально и неожиданно, так как силы врага, вероятно, будут подготовлены на случай ожидаемого ими поведения противника.

Что же касается секретности и военной хитрости, то есть двух факторов, лежащих в основании маневра, — они тоже требуют некой платы. Очень часто воюющим рекомендуют соблюдать строжайшую секретность — так, как будто она ничего не стоит; но враг редко когда ничего не знает о затевающемся против него действии, если, конечно, при подготовке к этому действию не принесена в жертву значительная часть мероприятий. Излишне строгие меры безопасности могут повредить боеготовности и тщательной организации войск, вовлеченных в предстоящее сражение, ограничить объемы сбора разведывательных данных и сузить кругозор для планирования, исключая экспертизу, которая может оказаться полезной; они стеснят размах и реализм учений, которые способны немало повысить эффективность действий во многих видах сражений и которые особенно необходимы, если предстоящая акция сложна по своей сути, например, при высадке десанта или в тщательно разработанных операциях коммандос. И, конечно же, любое ограничение в осведомленности войск, накладываемое ради внезапности на информирование о порядке их размещения и выдвижения, поставит их в менее выгодную позицию, чем та, которую они могли бы занять, имея необходимую информацию. Одной из причин провала операции «Пустыня-1»