Стратег и зодчий - [76]

Воеводин, не скрывая изумления, слушал Владимира Ильича. Он даже не предполагал, что Ленин изучал творившееся в лабораториях, был поражен знанием техники, ее высот.

— Нужно продумать, что мы можем сдать в концессию, — посоветовал Ленин.

— В концессию?

— Вы тоже считаете, что у вас не должно быть деловых контактов с капиталистами?.. Будут, как ни пугают нас «левые» изменой революции. Мы начнем завязывать контакты и привлекать иностранные капиталы для развития нашей промышленности, особенно в Сибири. Они боятся даже слова «концессия». А мы будем звать к себе концессионеров. Скоро уезжает полковник Робинс, я передаю ему план развития экономических отношений между Советской Россией и Соединенными Штатами Америки. Пусть ввозят свои капиталы. А мы обяжем выполнять наши законы, будем контролировать их деятельность. И обеспечим право закупки производимого и досрочного выкупа предприятий. Нам нужны кредиты. Нам нужно восстанавливать народное хозяйство. Нам нужны хозяйственные сношения с капиталистическими странами. Мы капитализмом не заразимся. У нас иммунитет. Для нас концессии, и кредиты, и хозяйственные сношения полезны. Самое главное, пусть они убедятся, что наши намерения серьезны… А теперь расскажите о деревне, о сибирской деревне. Чем она живет? Как относится к Советской власти? Мы еще не слышали голоса сибирского мужика… Он нас не поддерживает — это видно по хлебозаготовкам. Кулаки там особенные. Сибирские кулаки. Живя в Шушенском, я столкнулся с их укладом и нравами. Я видел, как сибирские кулаки умели рассчитываться с бедняками и пускать по миру середняка. Только затроньте их интересы — вмиг ощетинятся. Они сейчас к властям присматриваются, пробуют на зуб, как чеканную монету… Куда отправляете продукцию?.. Нужно большую часть в деревню. Крестьяне станут только тогда уважать Советы, если они будут заботиться об их нуждах.

— О деревне могу судить только по рассказам сотрудников, — признался Воеводин, — был лишь в двух-трех деревнях. По этим выездам обобщения делать опрометчиво. Хлеб есть, но продают его неохотно. Торговлю и обмен мы пока не наладили.

— Вернетесь — начинайте слать все, что есть на заводах, складах, в деревню. Без этого мы мужика не завоюем. — Ленин взглянул на часы. — Жаль, что приходится сворачивать беседу, ну, да не беда, на Совнаркоме дополните ее своими соображениями о развитии хозяйства Сибири…

Воеводин вышел из кабинета озаренным. Ему хотелось быть сейчас дома, рассказать, как за полтора часа беседы с Ильичем перед ним раскрылись горизонты развития края, о которых он и не помышлял, как он вдруг обнаружил в Ленине гениального зодчего, как поразили его мечты Ленина, его знание экономики, техники.

Горбунов понимающе взглянул на Воеводина, он привык уже к тому, что из кабинета Ленина люди выходили окрыленные беседой, увлеченные поручениями.

— Совнарком начнет заседание в семь вечера. Отправляйтесь сейчас в нашу столовую, — предложил Горбунов. — Обед сегодня отменный: суп из воблы и пшенная каша с льняным маслом…

Не успел Воеводин усесться за стол, как его окликнул Шелгунов, товарищ по подполью и ссылке.

— Был у Ильича, — восторженно сказал Воеводин, — почти полтора часа уделил мне, по Сибири будущего провел. Новый Ильич открылся. Я ведь знал его как экономиста, философа, организатора партии, а он, оказывается, строитель. Знает лекции Дармштадтского университета по железобетону…

— Если бы не случай, я никогда бы не узнал об этом, — живо откликнулся Шелгунов. — Пришел как-то в Цюрихскую библиотеку, меня книгохранитель спрашивает: «Вы знаете господина Ульянова?.. Скажите, кто он по профессии?» — «Юрист». — «Мы тоже так думали. Но его требовательные карточки нас изумляют. Он запрашивает книги по технике, физике, химии. Вот пришли для него лекции по железобетону из Дармштадта»…

10

— У тебя нет вечернего заседания, Володя? — спросила Крупская через дверь, не выходя из своей комнаты.

— Сегодня не заседаем. — В голосе Ленина звучало раздражение. Что он чем-то обеспокоен, Крупская заметила еще во время обеда: ел молча, обычно он делился впечатлениями, вспоминал о прошлом.

После обеда Ленин, любивший в это время вздремнуть, лежал ворочаясь. Из его комнаты порою доносился шелест бумаги. Он просматривал захваченные с собой материалы.

— Тогда поедем куда-нибудь на природу, — предложила Крупская.

— На природу? Охотно, — согласился Ленин. — Куда-нибудь, где мы с тобой не бывали… Вдоль Савеловской дороги. Сейчас вызову Гиля.

Крупская знала, что стоит Ленину войти в лес, как он сразу расставался с заботами. Он умел растворяться в природе, выключаться на короткое время. Сейчас она видела, как Ленин весь превратился в слух и зрение. Он впитывал краски соснового леска, прислушивался к шорохам. В нем уже жил охотник, следопыт, натуралист. Крупская знала, что, если бы не государственные дела, Ленин не утерпел бы побродить с ружьем по Подмосковной тайге. Она вспомнила, как в Шушенском, где крестьяне называли его «завзятый промысловец», Ленин исчезал весной и осенью на два-три дня.

— Что тебя так накалило, Володя? — наконец решилась спросить Крупская.