Страстная седмица - [41]

— Вы — современные, и завод современный. Вот вы тут бредите о машинах. Но как работаете сами! Каталоги, в которых вы путаетесь, диктофоны, что никуда не годны. Где телевизоры для наблюдения за цехами? Нагрузите человека, раз он изобретателен. Деньги ему нужны? Прекрасно! Чтоб все тут сделать, чтобы управлять на современном уровне, чтоб вам легко работать, деньги нужны, и большие, а это окупится, главное же… — она взяла бумажку и стала быстро что-то писать, потом порвала. — Это окупится года за два, а вы сэкономите по меньшей мере десять процентов своего рабочего времени.

И Марью Семеновну понесло:

— Выделите средства из фонда премирования, есть фонд рационализации, можете оттуда, потому что он выдумает кучу приспособлений. Чем бегать с приемниками по базару, пусть работает здесь и получает те же деньги. Ну, пусть меньше, зато спокойней. А его дети? Вы подумали, чем заткнуть их ненасытные рты? Товарищи, вы плохо работаете с кадрами, разве этому я вас учила?

И — опомнилась, зажмурилась. «Как я могу учить их, когда меня саму надо было учить воспитывать детей. И они молчат, понимают».

Марья Семеновна поднялась и вышла, тяжело постукивая тростью.

Идя домой, благо сеточка лежала в сумке, старуха зашла в магазин. Длинный. С одной стороны овощи, соусы, подсолнечное масло, с другой — вина. Что купить? Она взяла бутылку масла, купила и коньяка. Коньяк, судя по цене, неплохой. Она повертела бутылку, вздохнув, положила в сумку.

— Что, бабка, запила? — спросил кто-то.

Марья Семеновна пошла в другой магазин, искать рыбу. Но хека не оказалось, зато были иваси, маслянисто поблескивающие рыбки. Она взяла полкило. Они упрощали жизнь, к ним достаточно отварить картошки. В бакалейном отделе, покупая сахар, обнаружила мелкие баночки с горошком. Названо: «Зеленый горошек для супа». Она взяла пять таких баночек.

Выйдя из магазина, она задумалась — домой ей не хотелось. Но куда? В больницу — невозможно. Старуха побрела, опираясь на палку. Она шла в глубочайшей задумчивости. Палочка постукивала по тротуару, ей навстречу шли люди. Веселые, весна надвигалась.

— Все же придется к ней идти, — остановилась старуха. — Нет, не пойду! Ни за что!

И снова постукивает по обледенелому тротуару палочкой, бормочет:

— Пойду!

Мимо нее с лязгом проносятся трамваи, проходят машины. Город, дымясь, накрывается вечером. Выход как будто нащупывается, пожалуй, он есть. Вряд ли. И вдруг зеленая звездочка — такси. Старуха подняла руку.

5

Сергей Федорович долго стучал карандашиком по столу. Наконец разговоры стихли. Конструкторы («Слишком уж много женщин», — подумал главный) молча сидели за этим предлинным столом, за которым обсуждалось уже множество интереснейших вопросов. И вот сейчас был вопрос незаурядный. Женщины это поняли, судя по лицу главного. Но какой? И что предстоит обсуждать? А мужчины посматривали друг на друга. Пора идти домой, уже томила желудочная тоска, вспоминалось домашнее, вкусное, горячее, приготовленное женой. Главный снова постучал карандашом. И, как в пьесе Гоголя, что всем заводом видели на днях, сказал:

— Сообщаю вам пренеприятное известие.

— К нам едет ревизор? — спросил остряк Крягин, и все посмотрели на главного. А чертежница Надя Жигулева даже перестала сосать карамельку.

— Гораздо хуже… Гораздо хуже…

И главный конструктор встал — сухощавый человек-непоседа, которому и говорилось, и думалось лучше всего стоя. А еще лучше говорилось, когда он ходил. И потому вокруг его громадного стола в мягком линолеуме была им протоптана глянцевитая дорожка. Она опоясывала стол, окружала и стулья, придвинутые к столу, потому что ходить и говорить главный предпочитал именно на таких вот общих совещаниях конструкторского отдела. И сейчас он стал ходить. Конструкторы, вертя головами, видели то его узкую и длинную спину, обтянутую грубой вязаной кофтой, то лицо, помятое устало, торопливо выбритое. По-видимому, он опять работал ночью и чуть не проспал, едва не опоздал на службу. Вот спина, и снова видна седоватая и жесткая щетина.

— Я сообщу вам неприятное известие, — говорил он. — Получил я сегодня, и вы об этом уже знаете, нахлобучку, за нашу с вами последнюю литейноцентробежную машину. Справедливо получил. Придется нам, коллеги, как следует попыхтеть и исправить недоработки. Больше того, все получилось из-за нашего пренебрежения дизайном. А еще мы как-то так ее спроектировали, что оператору нашей с вами центробежки надо иметь четыре руки и хвост в придачу, тогда он справится с рычагами и кнопками. А уж внешний вид… Глядеть на нашу машину противно. Я не замечал, но привели меня, ткнули носом, и я был вынужден согласиться: да, противно. Отсюда и мой разговор о дизайне. Это слово, как это ни странно, нам не мешало бы написать на ладонях, зарубить на носу, повесить лозунг. Ну, что-то вроде того, что красивое — это целесообразное. Значит, завтра, прямо с утра, напишите для каждой комнаты лозунг с одним словом и тремя восклицательными знаками… Директор мне посоветовал привлекать художников, просить их сойти с пьедестала искусства к нашим железякам, их дизайну. Полагаю, таких мы найдем. Но это не все, с нас требуют автоматизировать литейные процессы, требуют миницех, совмещение литейной с формовкой и всем прочим. Конечно, вы можете сказать, что автоматизация литейного цеха — это дело вчерашнее, и примеров мы имеем достаточно. Что провалилась у нас автоматизация, не пошла и не нужна. А где удачно? Там, где идет серия, много металла, там затраты оправдываются. А что у нас? Минисерия либо единичная вещь, штучный заказ. Как автоматизировать в таком случае цех? Или не сможем, или вгоним его в такую цену, что завод обвалится. Золотым будет наш цех. Но такое дело, молодые рабочие идти в литейку не хотят: работа там не подарочек! И это мы с вами должны были думать, но думало начальство. Хотите, верьте, хотите, нет, оно и подкинуло идейку, да еще в присутствии Марьи Семеновны, которую мы помним, любим и уважаем. Так вот, их задание — литейная машина, которая бы отливала все на свете, хотят — серией, хотят — штучно. Ясно? Киваете, а мне вот не ясно. Впрочем, когда в наших головах прояснится, электронику нам рассчитают ученые. Ну, и защитят там кандидатские, докторские… Так что будут работать на нас с удовольствием. Наша задача — литейная часть машины (он сбычился). Это не квадратура круга, примеров вроде бы достаточно. А нам не легче. Вот самое страшное (он налил воды и хлебнул ее), страшное в этом задании — каждое изделие будет отличаться от предыдущего. Нам с вами нужно изобрести какую-то пластичную форму для отливки, самоизменяющуюся, но по заданной программе. А ведь лить будем под давлением и в пятьсот тонн, и в три тысячи тонн. Причем, то из цветного металла, и тут же из стали. Вот! То есть нам нужна самоменяющаяся, пластичная, но и жесткая, точная вольфрамовая форма… Вы скажете, что есть тому примеры, это магнитная форма. Но каким образом применить магнитную форму при давлении в три тысячи тонн? Заранее предупреждаю: над этим ломают голову в Англии, Франции, в США! Всюду! Словом, дорогие мои товарищи, думайте, мечтайте, сходите с ума, я согласен носить вам передачи. И записывайте, записывайте идеи. Но бредовых не надо. Их ученым оставьте. С идеями идите ко мне, будем рассматривать. Вот чего с нас требуют и дирекция, и развитие техники. Не правда ли, хороша задача, а?