Страстная неделя - [54]

Она посмотрела на меня. Вот у кого на лице доминирующая эмоция сразу проступает.

— Сюда не приедет?

Она покачала головой.

— Где встречаетесь? Хотя это не важно. Хотите, я вас подстрахую?

— Не знаю. — Она снова посмотрела на часы. — Надо подумать.

— Вы же скажете отцу про встречу с Питером и его отцом?

— А теперь как иначе? Раз скажу про телефон и квартиру.

— А про меня?

— Не знаю.

И я не знал, как лучше. Если Мохов, по признанию собственной любящей дочери, был неспособен трезво анализировать ситуацию…

— А что бы вы ему сказали?

Это Тоня спросила.

— Две очень важные вещи. Чтобы он не делал резких движений — ничего такого, чтобы помешало ему вернуться достаточно скоро в Москву, к старой жизни. Чтобы он просто затаился на какое-то время в надежном месте. В той квартире, которую снял Осборн, на худой конец. Но это на самый худой конец. Вашему отцу в любом случае в Москве предстоят неприятные долгие разговоры, проверка на полиграфе и так далее, а любой контакт с Осборном это осложнит. Хотя, повторяю, для Влада сейчас главное, конечно же, просто не попасться тем ребятам с кладбища.

— А второе?

— А второе — тем человеком, которому ваш отец наступил на хвост, в Москве уже занимаются. Чем больше Влад мне про него скажет, тем скорее все закончится. Мне нужно не только его имя — его у нас, вероятно, уже вычислили, хотя и имя поможет. Нужны улики — то, из-за чего Влад так срочно сорвался из Москвы.

— Получается, я должна буду сказать ему про вас, — заключила Тоня.

— Было бы даже лучше, если бы на встречу поехал я, а не вы. Безопаснее-то точно.

— Папа вас выследит заранее и не появится.

— Тогда сделаем, как Осборн. Вы встретитесь, расскажете ему про меня, а потом вдруг и я появлюсь.

— Он может подумать, что вы мною манипулируете в своих целях. Непонятно, в каких.

— Еще вариант. Вы где встречаетесь, в той кондитерской?

Тоню моя осведомленность наконец достала. Хотя эта-то информация была самой очевидной.

— Блин! Есть что-то, чего вы не знаете?

Со стороны это выглядело, как возмущение. И только взгляд вернулся — тот, обычный, насмешливый. На самом деле Тоне нравилось, что кто-то видит ситуацию полнее, чем она сама. И, надеюсь, ее устраивало, что этот кто-то не собирается им с отцом навредить.

— К сожалению, я пока не знаю главного, — вздохнул я. — Так вот вы встретитесь в своей кондитерской, а я засяду где-нибудь поблизости в пабе.

Да-да, я сказал «в пабе». Ведь уже вечер наступил.

— Вы все расскажете отцу, — продолжал я. — Захочет он ко мне подойти — отлично. Не захочет — пусть передаст на словах вам. Но, Тоня…

Она посмотрела на меня. Опять открыто, не боясь, не прячась за щит иронии.

— Без информации про того человека не возвращайтесь. Это для вашего отца единственный шанс вернуться к нормальной жизни.

Она вдруг опять закрылась. Час трудных решений.

— Что-то подсказывает мне, что я должна вам полностью довериться, — медленно, раздумывая, сказала она. — Но в то же самое время я осознаю, что я сейчас играю с жизнью папы и, возможно, со своей собственной. Если я в вас ошибаюсь, я наверное не смогу вам отомстить. Но, — она забарабанила пальцами по своей груди — у вас же там тоже это есть. Вы не сможете дальше жить спокойно. Предать доверие — хуже этого ничего нет.

Я кивнул:

— Эти две последние фразы тоже ему скажите.

13

В такси я выяснил, почему люди Раджа не нашли Тоню с Моховым ни в Кенсингтоне, ни в Хаммерсмите. По воскресеньям Моховы возили дочь в балетную школу в Фулем. Занятия начинались рано, в девять утра, а заканчивались в одиннадцать. По установившейся традиции все семейство отправлялось потом есть мороженое или, зимой, пирожные в кондитерскую на фулемском Бродвее. Хотя не уверен, что девочке, которая хочет стать балериной — а Тоня хотела — было полезно и то, и другое.

Я теперь был глухим. А ведь за эти дни я привык, что знаю, ну, может быть, не все про всех, но очень многое про тех, кто был мне интересен.

— Вы сможете нас слышать? — спросила Тоня, когда кэб остановился у сквера на Парсонс-Грин.

— Увы.

— Потому что у меня больше нет телефона?

Я кивнул. И Тоня кивнула — непонятно, рада она была этому обстоятельству или нет.

— Тоня! — Я вытащил из кармана деньги, снятые из банкомата, когда я ходил за едой. — Передайте отцу. Ему лучше не пользоваться своей кредиткой.

Тоня замялась. У меня вдруг сжалось сердце. Она сидела в углу машины, напротив меня — лондонские кэбы так устроены. Рядом, на сидении ее довольно большая дамская сумка, кожаный плащ наброшен сверху. Все ее земные пожитки. И отец ее такой же неприкаянный, только на него еще и охотятся.

— Я не знаю…

— Берите давайте! Мы с Владом потом разберемся.

Я положил деньги на сиденье и вышел. Такси поехало дальше — я не знал, куда, — а я перешел улицу и уселся за свободным столиком на террасе паба под ласкавшим мой взор названием «Белая лошадь».

Я раньше никогда не был в этой части Лондона. Похоже на Саутфилдс, только зелени больше. Двух-, максимум трехэтажные здания, почти пустые тротуары и никакого намека на общественный транспорт. Уже не деревня, но еще и не город. Я залез в гугловскую карту: судя по тому, куда повернуло такси, Тоня ехала на Нью-Кинг-роуд — там полно было всяких ресторанчиков и кафе. Если Мохов согласится, им до меня идти минут десять-пятнадцать.