Страстная неделя - [42]

— А я после смерти хотел бы встретиться с Богом-Отцом, — не слушая его, продолжал вихрастый. — Это возможно? Почему он нигде не фигурирует? Он что, вообще никого не принимает? А мне ведь есть, о чем его спросить.

— Ну и о чем бы ты его спросил? — осведомился третий, самый старый из трех, в твидовом пиджаке и цветастом платке на дряблой шее.

— На фига было устраивать все так сложно? На фига, к примеру, он приделал людям печень, если ее надо отдельно беречь? Без нее никак нельзя было обойтись? Это же только от него зависело!

Счастливые, истязают сейчас свой уязвимый орган! Мой капуччино остыл через пять минут и закончился через пятнадцать. Запихнуть в себя что-то еще, раз спиртное исключалось, я был не в состоянии. И что теперь?

— Шанкар, — позвал я в гарнитуру.

— Есть Шанкар.

— Какие новости?

— Люди на месте, новостей никаких.

Я посмотрел на часы: почти половина одиннадцатого. Может, еще и рановато для пассажирки из Минска или Киева.

— Продолжаем? — спросил Шанкар.

— Продолжаем, конечно.

Ненавижу, когда посреди бешеной гонки вдруг образуются затяжные паузы. А что я еще могу сделать?

— Да, а что с мобильным Питера? Хватит меня путать с вашими «Объектами», раз нас невозможно подслушать.

— Телефон работает. Обычные деловые звонки. Расшифровывать их?

— Нет, обычные деловые не стоит, просто пишите все подряд. Отец ему не звонил? Или он отцу?

— На мобильный и с мобильного нет. И по городскому Питера они не говорили — его сотовый все время оставался включенным. Хотите, могу подсоединить вас постоянно к его номеру?

— Подсоедини, я все равно ничего не делаю.

Подслушивать разговоры чрезвычайно увлекательно. Только не говорите, что вы сразу вешали трубку, когда вдруг случайно подключались к чужому звонку? То-то. Это сейчас, в эру мобильников, такое случается крайне редко, а когда мы все говорили только по кабелю, каждую неделю такая удача выпадала. А сколько браков из-за этого распалось, сколько друзей рассорилось, сколько сделок сорвалось!

К сожалению, Питер занимался не убийствами, не разводами, не опротестованными наследствами и даже не затонувшими танкерами. На сегодняшний день его занимала мороженая треска, протухшая в рефрижераторе из-за утечки охлаждающей жидкости и задержки на польской таможне. Ему сначала позвонил экспортер из Кардиффа, который и требовал возмещения убытков, потом юрист перевозчика из Гданьска, потом Питер отзванивал в Кардифф. На четвертом звонке я вникать перестал. Да и люди, с раннего утра сидящие вокруг с полными стаканами янтарного пенистого эля, настроения мне не поднимали.

Я с прежней решительностью встал из-за стола и вышел под сверкающее апрельское солнце.

3

Это было одно из тех лиц, которые потом долгое время преследуют вас. Наркоманка лет тридцати пяти — они, наверное, дольше и не живут. На ней была довольно приличная, чистая одежда, только волосы растрепанные, нечесаные. Она нетвердым шагом шла по середине тротуара, и я посторонился, чтобы пропустить ее. Потому что она меня не видела. Тело ее было здесь, а глаза смотрели уже с того света. В них не было ни ощущения себя, которое есть у самых недалеких и заблудших людей, ни интереса к жизни: к вышедшим прямо передо мной из паба трем выпивохам в метафизических исканиях, к веселому молодому пойнтеру, счастливо гарцующему рядом с хозяйкой, к этому вот смуглому мужчине средних лет, в последний момент увернувшемуся с ее пути. Страшный взгляд — за ним не было никого.

Я посмотрел ей вслед: она и шла в никуда. Медленная, чуть прыгающая походка, переходя улицу, даже не взглянула по сторонам — как шла, так и идет. Мне вдруг пришло в голову, что это худшее, что может случиться с человеком. Хуже, чем когда на вас охотятся киллеры, хуже, чем когда вам придется отказаться от всего, что было дорого, хуже, чем — если теперь брать меня — когда твоя жизнь на волосок от полного краха, а ты не смог предать собственную природу, чтобы помешать этому.

Ведь я не переставал об этом думать. Я не один десяток лет исповедую одно правило из «Дао дэ цзина» — книги, которая своей парадоксальностью перевернула мое сознание с ног на голову, или наоборот поставила его на место. «Нет ничего, чего бы ни делало недеяние», — сказал Лао-цзы. Я, конечно же, не применяю это правило буквально, в лоб. Наоборот, я делаю все, что в моих силах, чтобы совершить что-то или чему-то помешать. Однако потом, когда от меня уже ничего не зависит, я предоставляю действовать высшим силам.

Но ведь в данном случае мне достаточно было следовать этому мудрому совету с самого начала. Останься я в Нью-Йорке и продолжай я жить своей размеренной жизнью, без ночных перебросок из страны в страну и не предпринимая сложных и рискованных действий, все разрешилось бы само собой. Мохова сейчас бы уже не было, а с ним исчезло бы и все зло, которое он собирался совершить. От меня требовалось лишь недеяние, невмешательство в естественный, предусмотренный судьбой ход вещей.

Да, он бежал, в него стреляли, это был человек в смертельной опасности. Тонущему человеку подают руку, не думая о том, хороший он или плохой. Просто потому что это такой же человек, как и ты, и в нас заложен моральный императив — даже не моральный императив, инстинкт, — спасать себе подобных. Про себя я знаю, что я попытался бы спасти и собаку — свою, Мистера Куилпа, который теперь уже ушел в лучший мир, даже с риском для собственной жизни. Этот элемент спонтанности, готовности прийти на помощь собрату в критический момент безусловно был, когда я открыл дверь той БМВ.