Страстная неделя - [36]

— Новостей нет, мистер Гусман, но у меня есть для вас информация.

Сейчас тоже будет тянуть время. А чего мне дальше темнить?

— Тогда давайте скорее. Через десять секунд я вешаю трубку.

— Мой отец хотел с вами встретиться.

— Его телефон!

— Сейчас найду.

— Я вешаю трубку.

— Вот.

Питер быстро прочел мне восемь цифр, и я без лишних церемоний нажал на рычаг. Двадцать три секунды. Неплохо.

Я вышел из будки и пошел к входу в Национальную галерею. Там всегда толчея, а с галереи, сверху, мне были видны и первый телефон-автомат, с которого я звонил, и тот, из которого я только что вышел. Никаких подозрительных маневров. Никто не ворвался в будку, не сыплет на трубку порошок, чтобы снять отпечатки пальцев. Зря бы старались — я же каждое утро вместо маникюра наношу на пальцы специальную прозрачную пленку.

— Шанкар, — позвал я в гарнитуру.

— Слушаю.

— У тебя все нормально прошло?

— Здесь все нормально. Только, похоже, наши объекты — теперь уже все — свои сотовые отключили и куда-то сдали. Полная радиотишина. Только Питера мобильный пока работает.

— А вокруг него новые телефоны не засветились?

— Нет, они точно этому виду связи больше не доверяют.

— А телефон, который он мне продиктовал?

— Мы к нему только что подключились. Он сейчас в Сити, похоже, в том же здании, где сидит Питер. Пока молчит. И вокруг тоже никаких разговоров. Боюсь, теперь от меня толку будет мало. Мне очень жаль.

— А мне как жаль!

Я чуть было не выругался, но привычка взяла верх. Я ведь уже много лет назад решил, что когда мне нужна будет антистрессовая мантра, буду заменять банальное сквернословие на высокую поэзию. Поэтому я вместо «Черт!» декламирую про себя свою любимую песнь из «Рая» Данте: «Vergine Madre, figlia del tuo figlio». Мне очень помогает, обычно двух строф хватает. Однако всем следовать этому примеру не советую. Ведь, как я предполагаю, именно по такому принципу в большинстве европейских языков, не только в английском, призывание Господа стало заменять ругательство. Идет где-нибудь по парижской улице пьяница с заплетающимися ногами и бормочет про себя: «Bon dieu de bon dieu!». То есть, если по словарю, «Боже праведный!», но на эти слова только бесы слетаются.

Я про то, почему я вдруг по-итальянски заговорил. Шанкар не понял.

— Пол!

— Я здесь. Все в порядке. Просто невозможно вести переговоры по двадцать секунд за сеанс, а потом менять диспозицию и все начинать сначала. А сколько я могу находиться в чате из интернет-кафе, пока меня не засекут?

— О, так засечь очень сложно. Но можно. А зачем вам? Возвращайтесь на базу и садитесь за один из наших компьютеров. Там такая защита, что на них никогда не выйдут.

— Кстати. А ты уверен, что нас с тобой сейчас не прослушивают? Наши же объекты тоже так считали?

— Они говорили по мобильным, а это все равно, что по радио, для всех слушателей. У нас же своя связь. Все наши спаренные устройства, как я уже говорил, при каждом новом сеансе синхронно меняют частоту. Эта частота выбирается произвольно, безо всякой системы. Нет, в нашей связи я уверен абсолютно.

— Ну, дай бог.

— Продолжаем?

— Продолжаем.

— А вам дать в ухо звонки Объекта С?

Правда, я же просил Шанкара отслеживать разговоры самостоятельно и подключать меня только, если услышит что-то необычное. Иначе у меня в черепе завихрения начинаются.

— Это кто такой?

— Питер, сын Объекта А. Но ему клиенты звонят без конца.

— А вдруг не клиент позвонит?

— Мы же все пишем. Я тогда вам сразу проиграю разговор.

— Обо всем-то вы подумали, сэр.

— Жизнь заставляет, сэр.

8

Я вернулся на базу Раджа. Мой индийский друг ждал меня в задней комнате. Он оставил дверь открытой и любовался цветущим миндальным деревцем, попивая чай со сладостями. Чистая пиала, моя, стояла наготове перед пуфом напротив.

Радж оглядел меня. Сначала со слегка насмешливым удовольствием:

— А тебе идет наша одежда. Давай подарю?

— Спасибо, она слишком красивая, — сказал я, усаживаясь. — То есть при моем образе жизни слишком приметная.

Наливая мне чаю, Радж посмотрел на меня еще раз. Теперь уже как врач, будто ощупал:

— Давай я тебе еще один укольчик сделаю.

— Нет уж, большое спасибо.

— Тебе сразу станет лучше.

— Мне так хорошо, что лучше не бывает.

— Ну, как знаешь.

Изменился Радж. Сколько ему сейчас: тридцать пять, где-то так? Лицо округлилось, чуть подернулось жирком. А глаза по-прежнему лучистые, радость в нем не избывает, не тускнеет. И губы, как всегда, сжаты в ироничной улыбке. Нет, в целом скорее не изменился. Я отпил первый глоток и понял, что мой организм действительно почти в порядке.

— Шанкар сказал мне, что я смело могу выйти в чат с твоего компьютера.

— Без проблем. Через наши фильтры никто не проберется.

— А где я могу это сделать?

— Сейчас принесем тебе лэптоп. Здесь удобно будет? Мне все равно сейчас уходить.

Радж, я говорил, очень деликатен.

— А я могу позвонить нужному человеку через скайп, чтобы узнать, на каком сайте мы можем поговорить по чату?

— По скайпу и говори. Узнай его ник и свяжись с ним.

— Подожди, — голова моя соображала все лучше, — а почему я сразу не мог позвонить своему человеку по скайпу, если у вас такие фильтры?