Страсти ума, или Жизнь Фрейда - [5]

Он решительно зашагал по привычному маршруту, жадно вдыхая напоенный весенними ароматами воздух. Дойдя до аптеки, в витрине которой сверкали колбы, он повернул налево, на Таборштрассе, минуя лавки, кофейни, рестораны, сооруженные для Венской всемирной выставки 1873 года и все еще процветавшие. На углу Обер–еаугартенштрассе он увидел сквозь ветви деревьев здания павильонов в парке. На Гроссепфарргассе высился четырехэтажный дом, его верхний этаж поддерживали с двух сторон гипсовые амазонки с мощными бюстами и классическими прическами эллинок.

Зигмунд, не замедляя шага, церемонно поклонился и пробормотал:

– Целую ваши ручки!

Он усмехнулся, вспомнив дом своего друга доктора Адама Политцера на Юнзагагассе, украшенный двумя полногрудыми, подобно венским женщинам, кариатидами с мощными бедрами, причесанными наподобие куртизанок Цезаря. Студенты университета шутили:

– Благодаря венской архитектуре мы узнаем об анатомии больше, чем из медицинских книг.

Он ускорил шаг к Хайдгассе, чтобы в очередной раз взглянуть на свое любимое, в восточном стиле здание, увенчанное округлым шпилем. Следующим примечательным местом был детский госпиталь Леопольдштедтер, за которым он повернул к западу, на Тандельмарктгассе с ее лавками и мастерскими. Он обгонял утренний поток тележек и одноколок, подметальщиков, сгонявших водяными шлангами мусор к тротуарам; молодцеватых, гладко выбритых мужчин в остроконечных шляпах, в сюртуках с эполетами и большими бляхами, которые толкали тележки, нагруженные товарами для лавок. Эти бродячие люди, имевшие соответствующие разрешения от городских властей, толпились на перекрестках основных магистралей и были готовы доставить все, начиная с писем и кончая тяжелыми ящиками, по четыре крейцера за километр пути; их средняя оплата составляла десять крейцеров, то есть четыре цента, за доставку любого послания или посылки в пределах города. Пройдя мимо потока людей, спешивших на работу, он вышел к древнему мосту с крытыми проходами; здесь, на полпути между домом и Институтом физиологии, он обычно отдыхал, мог собраться с мыслями, глядя на быстрые воды Дуная и его заросшие тополями и ивами берега.

Сегодняшняя встреча с профессором Эрнстом Вильгельмом Риттером фон Брюкке будет решающей. Он спрашивал себя: «Почему я так долго откладывал?» Ответ был ему, однако, известен. Он давно принял решение остаться здесь и подняться вверх по академическим ступеням университета, медицинского факультета и Городской больницы: сначала стать ассистентом Брюкке, затем доцентом с правом чтения лекций, затем помощником профессора и, наконец, господином гофратом, полным профессором и главой института, какими были Брюкке в физиологии и достославный Теодор Мейнерт, глава второй клиники, в психиатрии. Оба профессора поощряли его, доплачивая к скромному жалованью, которое он получал как ассистент и преподаватель.

В лаборатории он чувствовал себя счастливым. Его учителя, Зигмунд Экснер фон Эрвартен и Эрнст Флейшль фон Марксов, старше его всего на десять лет, были самыми блестящими наставниками, о каких только можно мечтать.

Фальшиво насвистывая модную венскую балладу – он соглашался без обиды, что слон наступил ему на ухо, – перешел по мосту, наслаждаясь видом Рупрехтскирхе, древнейшей церкви в Вене, окруженной высокими тополями, и шпилями собора Святого Стефана, вонзавшимися в серо–голубое небо. Он знал, что Париж считают отцом всех городов, но был убежден, что прогулки по Вене не сравнимы ни с чем; вот и теперь, вступив на Шоттен–ринг, он не мог отвести взгляд от потрясающей красоты.

Институт физиологии, составлявший часть клинического колледжа Венского университета, занимал помещение бывших оружейных мастерских на углу Верингерштрас–се, в квартале от растянутого комплекса больницы и по диагонали от Обетовой церкви и самого университета. Стены двухэтажного здания института были такого же серого цвета, как и некогда отливавшиеся в нем пушки. Во второй половине здания, тянувшегося на целый квартал, находилась анатомичка, где в первые два года обучения медицине Зигмунд исследовал трупы. Завернув за угол Шварцшпаниерштрассе, он прошел под аркой и коротким проходом во внутренний двор. Справа была аудитория, где каждое утро с одиннадцати до полудня профессор Брюкке читал лекции. Ниши в стенах аудитории были заставлены лабораторными столами с различными препаратами, электрическими батареями, книгами, тетрадями. Здесь же маячили фигуры студентов, склонившихся над микроскопами. Когда профессор приходил на лекцию, они покидали на час свои рабочие места и слонялись без дела, ибо других рабочих помещений не было. За три года обучения у профессора Брюкке Зигмунд перебывал практически во всех нишах аудитории.

С тем же чувством радости, с каким сбегал вниз по лестнице своего дома, он поднялся на второй этаж. Еще не было восьми часов, но лаборатории деловито шумели. Шагая по коридору, окна которого выходили во двор, он прошел мимо комнаты, отведенной ему вместе с химиком и двумя физиологами из Германии. В следующем поме–щении находилась небольшая лаборатория, в которой J работали помощники профессора Эрнст Флейшль и Зигмунд Экснер, выходцы из титулованных австрийских семейств. В угловом помещении здания располагался мозговой и нервный центры института – бюро, рабочий кабинет, лаборатория и библиотека профессора Брюкке.