Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации - [94]

Ввиду несоответствия условий трехфакторной модели российским реалиям ее применение к объяснению хода исторических событий в принципе не может быть успешным. Это я и продемонстрировал в моих статьях, опубликованных в 2010 г. в сборнике «О причинах русской революции», и мои возражения поддержали другие участники дискуссии^{473}.

Тезис о позитивной динамике российского сельского хозяйства и уровня жизни крестьянства в пореформенное время полностью разделяет М.А. Давыдов. Его мнение очень весомо: ученый многие годы занимается аграрной историей пореформенной России, прекрасно знает источники и историографию и является, можно сказать, одним из последних могикан когда-то сильной школы аграрной истории, пришедшей в постсоветское время в упадок. Критика построений С.Н. и приводимые М.А. Давыдовым аргументы в пользу отсутствия мальтузианского кризиса в пореформенной России весьма убедительны; нарекания на небрежность в ссылках и некорректность расчетов С.Н. справедливы. М.А. Давыдов доказал на новых, как нарративных, так и статистических источниках, как и почему официальные сведения о сборе хлебов и картофеля занижались. Впечатляет тщательная обработка сведений по статистике перевозок. Корректность статистических расчетов, доказывающих, что «голодный экспорт» в условиях рыночной экономики — нонсенс, не вызывают сомнений. В теоретическом плане заслуживают внимания соображения о несовместимости в политико-экономическом плане рыночной экономики и «голодного экспорта»^{474}.

Слабые места построений С.Н. убедительно вскрыл С.В. Цирель. Он подверг сокрушительной критике некорректное применение структурно-демографической концепции к анализу развития России и убедительно показал: концепция не работает в российских реалиях XVII — начала XX в. «Российский демографический цикл XVII–XIX вв. кардинально отличается от циклов, известных в истории». Попытка С.Н. включить в объяснительную модель теорию модернизации фактически означает, по справедливому мнению С.В. Циреля, признание неспособности структурно-демографической концепции дать удовлетворительное объяснение принципиальных событий новой истории России, ибо «модернизация при любом понимании ее содержания становится более важным фактором демографического процесса, чем мальтузианское правило. <…> Теория модернизации, даже в ее марксистском изводе, лучше объясняет революционные события, чем структурно-демографическая концепция»^{475}.

Л.С Гринин полностью разделяет точку зрения о повышении жизненного уровня в позднеимперской России и не усматривает главную причину революции в экзистенциальном кризисе. Подвергнув всесторонней критике построение С.Н., он заключает: «В России не было типичного классического мальтузианского структурно-демографического кризиса, характерного для позднеаграрных стран. <…> В России была уже крупная промышленность и зрелое государство. Структурно-демографическая теория не объясняет в достаточной мере эти ситуации». Совершенно уместно и доказательно приводятся статистические сведения о динамике промышленности, о валовой и товарной зерновой продукции и ее экспорте, верно отражающие основные позитивные тенденции развития народного хозяйства страны. Заслуживают внимания дополнительные аргументы, приведенные Л.С. Грининым в пользу повышения благосостояния населения: отсутствие в русской художественной литературе частых упоминаний о голоде и недоедании, а также рост потребления сахара и подсолнечного масла (можно прибавить также — пшеничного, более дорогого, но более калорийного и легче усвояемого хлеба). Он согласен: «часто революции происходили именно в период некоторого повышения уровня жизни населения»^{476}.

П.В. Турчин со мной также согласился: «обнищание народа — не самый важный из факторов, ведущих к революции», и справедливо констатировал: С.Н. «откатился на позиции грубого неомальтузианства». Это особенно примечательно, ибо П.В. Турчин иногда выступал в соавторстве с С.Н.^{477}

К высказанной мной ранее критике в адрес работ С.Н., считающего себя продолжателем Ф. Броделя и других корифеев школы «Анналов», следует сделать несколько дополнений, так как оппонент придумал, как ему кажется, новые сильные контраргументы^{478}.

4. «Продолжатель Ф. Броделя»

Сергей Александрович, Вы действительно великий историк. Ваши труды поражают своей глубиной и непосредственно научным подходом.

Историк, магистрант, Дмитрий Нефедов^{479} 

Данные как «дышло, куда повернешь, туда и вышло»

Центральное место в построениях С.Н. занимает тезис о систематическом обнищании и голодании российского крестьянства после Великих реформ 1860-х гг., что в конечном итоге якобы и породило революции 1905 г. и 1917 г. Он обосновывает существование дефицита продовольствия тем, что будто производство зерновых и картофеля было недостаточным для удовлетворения всех потребностей населения на надлежащем уровне. Его оппоненты доказывают обратное. Но спор о производстве зерновых вращается вокруг вопроса о достоверности официальных данных. По моим оценкам, в XIX в. и в XX в., вплоть до коллективизации, они занижают сборы на 20–30%, и, чтобы хотя бы отчасти компенсировать это, предлагаю внести 10%-ный поправочный коэффициент. С.Н. решительно возражает, утверждая: