Страсти по разрядке - [3]

Черный лимузин нетерпеливо вырвался на автостраду и взял курс на север. Он несся быстро, не обращая внимание на ограничения максимальной скорости в 55 миль. Через полчаса требовательно загудел телефон в машине (что в то время было большой редкостью). «Где вы?» — спросил мужской голос. «Теперь уже совсем недалеко», — ответил шофер и сообщил наши координаты. «Губернатор ждет вас», — пояснил он, отключив телефон.

Скоро лимузин свернул с автострады, круто взял вверх по узкой дорожке, миновал вывеску: «Внимание! Частная собственность! Не нарушать!» — и, оказавшись на безлесном плоскогорье, остановился у большого одноэтажного здания.

Гарриманы действительно ждали нас у круглого бассейна. Высокий Аверелл в трусах и летней рубашке, выглядел еще молодцом, несмотря на свои восемьдесят три года. Его жена, ярко-рыжая 55-тилетняя Памела радушно улыбалась, приглашая переодеться в близлежащем чайном домике.

— Надеюсь, — сказала она, — вода не покажется вам слишком теплой. Аверелл любит, когда ее подогревают.

Вода была, как в Гаграх в июле, только что несоленая.

— В ожидании ланча мы немного подкреплялись, — сказал Гарриман. – Не хотите ли?

Он протянул нам баночку с сушеными зернами пшеницы.

— Очень калорийны, хорошо усваиваются и не отягощают желудок, — пояснил он.

Хозяйка внимательно разглядывала Марину.

— Мы обычно ланчуем рано, но сегодня задержались из-за этой железнодорожной аварии, – сказала она. – Но говорят, сообщение восстановится через полтора часа, так что ваш обратный путь обеспечен.

«Стерва эта миллионерша, — подумал я. — Выпроваживает, едва встретив. Да еще выговаривает за опоздание не по нашей вине». Впрочем, мне показалось, что и самого Гарримана слегка покоробило от этой бестактности.

У плетеного кресла Памелы зазвонил телефон.

— Наконец-то ланч подан, — сказала она. – Встретимся через десять минут в доме. Вас это устроит?

Ланч не произвел на нас особого впечатления. Протертый суп из каких-то овощей, ростбиф, крем-карамель. Однако вино было не калифорнийское, а из Франции, и притом хорошее.

— А теперь, — сказал Гарриман, поднимаясь из-за стола, — мы оставим дам посудачить, а сами удалимся в библиотеку к сигарам и коньяку.

Из больших окон этой просторной комнаты открывался вид на много километров. Имение расположилось на плоской вершине высокой горы, откуда полого спускались луга, окаймленные на горизонте темной зеленью лесов.

— В Москве интересуются вашей оценкой текущей ситуации в наших отношениях, — начал я.— Там рассчитывают, что наши друзья в Америке помогут сохранить разрядку, на которую потрачено столько усилий с обеих сторон.

— В Москве интересуются моим мнением? Я польщен.

Было видно, что это действительно так. Он задумчиво глядел в противоположную сторону от наших кресел, туда, где на полированном столике стояла статуэтка балерины работы Дега. Где в этот момент были его мысли? В железнодорожном салон-вагоне, в котором он в 1920-х годах вместе с Львом Троцким, еще сравнительно молодым наследником своего отца, богатейшего промышленного магната, ехал осматривать марганцевые рудники в Чиатурах, которые советская власть собиралась, да так и не собралась сдать в концессию? В приемной Уинстона Черчилля, где он еще до Москвы представлял Рузвельта во время войны? В маленькой комнате рядом с кабинетом Сталина в Кремле, где он пил грузинское вино с советским вождем после бурных дискуссий о втором фронте?

— Передайте в Москву, — сказал он, наконец, — что друзья России здесь делают немало для сохранения разрядки. Вы знаете – я сейчас не у дел. Республиканцы – не моя администрация. Никсон со мной не советовался, нового президента я мало знаю. Я высокого мнения о госсекретаре. Это способный, хотя и не простой человек. В Москве его, кажется, любят. Но вам нужны и более давние и надежные друзья вроде меня.

— Я на днях выступал перед сенатской комиссией, — продолжал Гарриман. — Их интересует, можно ли доверять России. Мое мнение на этот счет вполне определенное. Могу вам дать текст своего выступления. Думаю, оно в Москве понравится. Но отвечать на их вопросы нелегко. Среди сенаторов много таких, кто ориентируется на кратковременные соображения. Я-то им отвечу, и мой голос что-то для них значит. Меня нельзя заподозрить в слабости к большевикам. Все знают, что я всегда исходил из интересов Америки.

При этих словах я вспомнил, как жестко высказывался Гарриман в адрес Советского Союза во времена Трумэна, с которым он неплохо сжился, как в свое время и с Рузвельтом. Но теперь вспоминать об этом не было смысла. Уже много лет подряд Гарриман играл весьма положительную роль, сдерживая силы, старавшиеся сорвать примирение. Я спросил:

— Что сейчас больше всего мешает продолжению линии, начатой в последние годы?

— Я бы сказал, что больше всего мешают слухи, которые вы, русские, плохо опровергаете. Приведу примеры. Они серьезные, и я хочу, чтобы на них обратили внимание в Москве. Это не просто слухи, об этом говорят влиятельные люди в нашем правительстве и конгрессе. Например, зачем вам нужно именно сейчас менять свои танки в Европе?

— Техника, как и все, стареет, — возразил я, — ее приходится менять. – Тем более, что ваши вооруженные силы тоже постоянно модернизируются.