Страсти по Чайковскому. Разговоры с Джорджем Баланчиным - [16]

В праздничные дни мне гораздо тяжелее жить. На улицах никого нет. Редкие прохожие одеты как-то необычно, и непонятно, куда они идут. Совершенно точно подметил Чайковский! А в будни опять становится хорошо жить.

Волков: Нельзя сказать, что Чайковский погружается в работу только для того, чтобы забыться, чтобы как-то отвлечься от жизни. Музыка для него — также светлая и радостная сила. Когда Надежда фон Мекк однажды сравнивает музыку с опьянением, Чайковский решительно возражает: «Мне кажется, что это ложно. К вину человек прибегает, чтобы обмануть себя, получив иллюзию счастья. И дорогой же ценой достается человеку этот обман! Реакция бывает ужасна. Вино приносит только минутное забвение горя и тоски. Разве таково действие музыки? Она не обман, она откровение… Она просветляет и радует».

Баланчин: То есть музыка, согласно Чайковскому, мирит нас с жизнью навсегда, а алкоголь — только временно. И все-таки Чайковский любил хорошее винцо, любил бордо, сладкое шампанское, также любил хороший коньяк, мог много его выпить. В момент отчаяния артист имеет право выпить. А у нас отчаяние — нормальное настроение. Артист выпьет, и — ах! — ему кажется, что сейчас что-то произойдет хорошее. И его депрессия улетучивается. Потом она может вернуться, но первый момент после того, как выпьешь, прекрасный! Чайковский не выступает за уничтожение алкоголя. Он говорит, как я понимаю, что музыка способна опьянить гораздо сильнее, чем лучшее шампанское. И в этом Чайковский совершенно прав.

Волков: Чайковский кажется сотворенным из противоречий. Он не любит путешествовать — но в постоянных разъездах; все время стремится к одиночеству — но часто бывает в обществе; ненавидит шум и рекламу вокруг своей музыки — но пропагандирует ее всеми силами и даже становится с этой целью дирижером. Чайковский часто менял мнение о своих собственных сочинениях. Например, оятой симфонии он сначала говорил, что она «хорошо вышла»; после первых исполнений «пришел к убеждению, что симфония эта неудачна», жаловался, что финал ему «ужасно противен». в конце концов вновь полюбил симфонию.

Баланчин: Я в этом очень хорошо Чайковского понимаю, это не есть признак слабого характера или неуверенности в своих силах. Тут другое. Когда я кончаю балет, я тоже, ей-богу, не могу сказать: получился он или нет. С одной стороны, если бы мне не нравилось, я бы его и кончать не стал. С другой… Дело в том, что в искусстве редко что-то нравится или не нравится целиком, от начала до конца. Вещь оцениваешь частями, кусками. Начинаешь какую-то штуку, которая нравится, потом ее продолжаешь, она переходит во что-то другое. Это нравится уже меньше, но ты продолжаешь. Вдруг тебе совсем перестает нравиться, ты думаешь — ах! это не очень хорошо, зачем я это сделал? — но все-таки заканчиваешь, и опять выходит хорошо. Вот ты кончил работу, и что же сказать — нравится это тебе или нет?

Волков: Для Чайковского это особенно типично, так как для него обыкновенно важен не столько сам по себе музыкальный материал, сколько его развитие. Глазунов сказал однажды Чайковскому: «Петр Ильич, ты — бог, так как создаешь все из ничего».

Баланчин: И даже если Чайковский заимствует какую-то мелодию у другого композитора, это выходит так естественно! У него в опере «Иоланта» одна из главных тем — это романс Антона Рубинштейна. И Римский-Корсаков был очень этим недоволен! А я так считаю: если что-то понравилось у , почему не взять? Главное, чтобы это на месте. Тогда сам забываешь, что у кого-то позаимствовал. И радуешься — вот как я хорошо это сделал! Это случается, когда надо успеть к сроку и работаешь быстро.

Волков: Чайковского всегда очень волновало, что о его новом сочинении скажут критики. Он внимательно следил за рецензиями и жаловался: «В России нет ни одного рецензента, который писал бы обо мне тепло и дружелюбно. В Европе мою музыку называют ""!!!» Друг Чайковского Герман Ларош вспоминал: «Враждебность самого последнего способна была глубоко расстроить Чайковского».

Баланчин: Критики его не понимали и, если даже хвалили, то глупо. Так часто бывает: хоть и хвалят, а не за то. Мне, например, такие глупые похвалы не нравятся. Говорят: «гениально, гениально!» А что гениально?

Но иногда бывает приятно, если человеку в твоей работе понравилось то, что и самому нравится. Думаешь: «А-а, вот хорошо, еще кто-то заметил!»

Волков: Хотя Чайковский постоянно в работе, но укоряет себя за лень: «Во мне есть силы и способности, — но я болен болезнью, которая называется . Если я над этой болезнью не восторжествую, то легко могу погибнуть». И Чайковский поясняет, что боится за свою «бесхарактерность» и за то, что «лень возьмет свое».

Баланчин: — распространенное слово в России. Мы в школе читали популярный роман Ивана Гончарова «Обломов», в котором герой, русский помещик, лежит на диване и ничего не делает. В каждом из нас есть что-то от Обломова. Я иногда о своей жизни думаю, что это совершенная ! Я так мало сделал. Вон сколько Чайковский сделал! Но я также думаю,