Страсти Израиля - [3]

В статье «Алеаторная сделка Ицхака Рабина», опубликованной в Израиле на русском языке в газете «Вести» за восемь дней до убийства израильского премьер-министра фанатиком 4 ноября 1995 года, Горенштейн фактически предсказал это трагическое событие. Лия Красниц не верила пророчеству и, по ее словам, споря с Горенштейном, приводила в качестве аргумента пример Поста Гедальи[3] — говорила, что такое (убийство) невозможно в еврейском государстве, что само установление поста должно было оберегать еврейский народ от убийств своих руководителей. Но прав оказался Горенштейн.

Писатель продолжил потом эту тему в также представленной в данной книге статье «Гетто-большевизм и тайна смерти Ицхака Рабина», написанной 18.12.1995 года вослед трагедии и опубликованной впервые в берлинском журнале «Зеркало загадок» (№ 3, 1996).

Пафос Горенштейна-публициста — это пафос убежденного консерватора. В Германии говорят: «В 20 лет не коммунист — сердца нет, в 40 лет еще коммунист — головы нет». В царство справедливости на земле Горенштейн не верил. Тем более он не считал левые, либеральные идеи жизнеспособными для Израиля, находящегося в окружении стран, правительства которых желали бы его исчезновения.

Последние размышления Горенштейна об Израиле и мире в целом — мысли пессимиста, того, кто, как известно, есть «хорошо информированный оптимист». Для Горенштейна очевидно, что гибель Израиля стала бы гибелью мира. Но Божьему миру гибель угрожает и вне зависимости от судьбы Израиля. И в финале своего трактата-памфлета Горенштейн приводит апокалиптический прогноз ученых, уже после его смерти заостренный и авторизованный гениальным британским физиком-теоретиком Стивеном Хокингом, о том, что человечеству на Земле до вымирания осталось максимум 1000 лет. Горенштейн дает свой комментарий:

…Однако главная ненависть (антисемитов. — Ю. В.) — против сионистов, хотя по логике сионисты как раз и призывают евреев покинуть так называемые их земли и переселиться в Израиль.

Почему (ненависть. — Ю. В.)? Потому что Израиль — это сердце еврейского народа, и враги это понимают лучше, чем иные господа эрудиты. Надо разбить сердце, вырвать сердце, тогда умрет и народ. Но только ли еврейский народ? Не сердце ли это всего библейско-христианского народа? Сердце библейско-христианского народа начало биться, когда Господь сказал Аврааму: «Потомству твоему даю Я землю сию». Да, 2000 лет вопреки Господнему завету на грешной земле еврейско-христианское сердце билось пересаженное в колбе, билось в изгнании, ибо мир был подвержен эксперименту дьявола. Мир, в котором Мессия подменен, но лишь немногие это поняли. «Ходили в мире лже-Мес сии. / Я не прельстился, угадал, что блуд и срам их литургии / сиречь бряцающий кимвал. / Своекорыстные пророки, лжецы и скудные умы. / Звезда, что будет на Востоке, еще среди глубокой тьмы. / Но на исходе сроки ваши, но проклят старый мир, и вновь / пьет Сатана из полной чаши идоложертвенную кровь». Это стихи Ивана Бунина «На исходе» (1916). Бунин был на библейской земле завета с Авраамом, когда она была еще опустошена, и сердце билось вдали от места своего божьего обетования. Билось, заключенное в дьявольскую колбу изгнания. Теперь оно вернулось на свое место, и вновь его пытаются похоронить. Вновь раздаются злобные призывы убийц в национал-исламистских мечетях. Вновь трезвонят лицемерные колокола христианской демократии и даже козлиные колокольчики израильских левых умников-миролюбцев, таких как господин эрудит. Но рано хороните. Торопитесь эдак примерно на тысячу лет. Почему на тысячу лет? Опубликовали ли французские и прочие европейские газеты, плотно заполненные проарабизмами и антиизраилизмами, та же «Ле Монд» или «Фигаро» или еженедельник «Экспресс», маленькое научное сообщение? Миру осталось существовать всего тысячу лет. Однако, смею вас заверить, второго дьявольского эксперимента Господь не допустит. Ведь осталась еще тысяча лет. Так что если умрем, то умрем вместе. Притом есть небесный Иерусалим, но нет и не будет ни небесного Парижа, ни небесного Лондона, небесной Женевы, небесного Берлина, небесной Москвы, небесного Нью-Йорка. Конечно, циничные потребители земных благ скажут: «Тысяча лет — это целая бесконечность. Чего нам беспокоиться. После нас хоть потоп. Ха-ха, хи-хи». И расскажут о конце мира какой-нибудь еврейский анекдот. Нет, весельчаки. Тысяча лет — это рукой подать. Вселенная существует 15 миллионов лет, человек — 4 миллиона лет. Так что тысяча лет — это даже не завтра, это через полчаса. Тысяча лет — это современность. Тысячу лет назад уже была итальянская и французская культура, провансальская поэзия, песни трубадуров, итальянская медицина и юриспруденция, испано-арабская поэзия. «Повесть о Тристане и Изольде» переводилась в германских и славянских странах. Фактически это уже было наше время. А через тысячу лет на высохшей планете, с клубами горячего пара воды и раскаленными камнями вместо земли, жить будут, может быть, только какие-нибудь приспособившиеся насекомые и крысы, этими насекомыми питающиеся. Да еще переплетами Пушкина, Шекспира, Данте, Гёте и прочих на развалинах библиотек. Те поэты, которые вздыхали и вздыхают на Луну — кусок сыра в космосе, должны были повздыхать на Марс, когда-то по предположению полноводный, планету войны, ныне мертвую, красную как кровь. Конечно, трезвые скептики посмеются над этим моим откровением, над этим моим Апокалипсисом и скажут: «Сколько раз уже возвещался конец света?» Да, возвещался, но тогда возвещали богословы и ангелы, а теперь ученые. Более того, не надо быть ученым, чтобы видеть агонию мира, отравленный воздух, потепление земной атмосферы, таяние вечных льдов, отравление воды, уничтожение спасительного озона смердящим дыханием нефтяного СО. За прошлый двадцатый век вымерло столько животных, сколько за все предыдущие века, вместе взятые. Одна рептилия просуществовала миллион лет, а теперь ей грозит смерть. Наиболее яркий признак общей агонии жизни — это изначальная деградация, реверсия, одичание на фоне буйного технократического развития и всеобщей компьютеризации…