Страсть после наступления темноты - [29]

- Сказать по правде, сам не знаю, почему я здесь, - говорит он. Я работал дома, когда почувствовал странную тягу спуститься в сад. Возникла необъяснимая уверенность, что я найду тебя здесь. - Он разводит руками. - И вот, ты тут.

Мы смотрим друг на друга, улыбаясь. Присутствует небольшая неловкость, но только на первый взгляд. Связь, которую мы почувствовали прошлой ночью, все еще искрится между нами.

- Итак, что ты делаешь? - спрашивает он.

- Загораю. Наслаждаюсь великолепной погодой. На самом деле... просто безбожно предаюсь лени.

- Хватит и с меня работы на сегодня. Не хочешь прогуляться со мной? Я знаю замечательный паб неподалеку. Там делают отличный Пиммс (крюшон). Не могу придумать ничего более безбожно ленивого, чем посидеть там с тобой.

- С удовольствием.

- Замечательно. Я могу показать тебе ту часть жизни Лондона, которую ты, вряд ли, смогла бы узнать сама. Мне надо будет подняться домой и прихватить пару вещей. Давай встретимся у центрального входа через 20 минут?

- Отлично, - просияла я, ощущая легкость и радость в душе.

За двадцать минут я успела скинуть шорты и футболку и переодеться в цветастое летнее платье, кеды на ногах сменили блестящие шлепанцы (флип-флопы). Недолго думая, я взяла кружевную шаль в шкафу Селии и обернула вокруг плеч. Собрала волосы в высокий «хвост» и надела солнцезащитные очки. Образ получился немного из 60-ых. Не знаю почему, но чувствую: шарф Селии принесет мне удачу. Захотела бы она, чтобы у меня были отношения с ее соседом? Что-то мне подсказывает, что она была бы в восторге. Я почти слышу ее шепот: "Давай, Бет. Наслаждайся жизнью!"

Доминик ждет меня у парадной двери. На нем тоже солнцезащитные очки: квадратные темные Рэй-Бэны. Он читает сообщение на телефоне. Когда я появляюсь, он вскидывает голову и убирает телефон в карман. Мгновенно его лицо светлеет и на губах появляется широкая улыбка:

- Ты пришла. Замечательно.

Мы непринужденно болтаем, прогуливаясь по жарким улицам Мейфэйра. Доминик знает дорогу, и я полностью полагаюсь на него. Он ведет меня по тихим задним дворикам, прохладным аллеям и маленьким площадям, скрытым от глаз большинства. Люди сидят за столиками перед кафе и барами. Окна и двери везде открыты, ловя легкий ветерок. С кронштейнов свисают яркие корзины с цветами, окрашивая фасады зданий разными оттенками алого и пурпурного. Мне нравится прогуливаться рядом с ним, такое чувство, будто мы принадлежим друг другу. Хочется думать, что при этом часть его шика переходит и на меня.

- Мы пришли, - сказал Доминик, подводя меня к пабу. Это традиционное здание, в экстерьере которого буйство стелящейся по стенам зелени и красочных цветов. Он проводит меня через чистое помещение, оформленное в современном лаконичном стиле, через тенистый бар и выводит во внутренний дворик, переделанный в прекрасный сад. Вокруг нас много деревьев в горшках и кадок с цветами, а деревянные столики прячутся в тени зеленых зонтиков. Подходит официантка, и Доминик заказывает нам кувшин Пиммса. Заказ приносят почти мгновенно. Это холодный чай со льдом и дольками клубники, яблока и огурца, а завершают картину веточки мяты на поверхности.

- Лета без Пиммс не бывает, - отмечает Доминик, наливая для меня напиток в высокий стакан. Лед и фрукты падают в стакан с приятным звуком. - Это одна из вещей, которые англичане готовят лучше всех.

- Иногда ты говоришь так, словно сам не англичанин, - говорю я, смущаясь. - У тебя английский акцент, но иногда мне кажется, что я улавливаю в речи еще какие-то нотки.

Умираю от желания узнать о нем побольше. Я делаю глоток Пиммса. Напиток очень вкусный: сладкий и ароматный, свежий и пикантный благодаря нотке мяты. Я пробовала его и раньше, но он ни разу не был таким вкусным. Хоть это не особо чувствуется, но уверена, что в него добавлено немного алкоголя, от чего напиток становится действительно опасной штукой.

- Ты проницательна, - произносит Доминик, глядя на меня задумчиво. - Я англичанин, рожденный в Лондоне. Но мой отец работал в дипломатическом консульстве и постоянно пребывал за рубежом, поэтому с детства мы регулярно переезжали. Большую часть детства я провел в Юго-Восточной Азии. Несколько лет мы жили в Таиланде, а затем отца перевели в Гонконг, где было здорово. Но именно тогда, когда я стал интересоваться окружающим миром, меня отправили назад в Англию, - его лицо исказила гримаса. - В школу-интернат.

- Тебе не понравилось? Я всегда думала, что интернат - это очень романтично. Помню как в детстве, я мечтала пойти в школу-интернат и трепетала от фантазий о полуночных вечеринках, жизни в общаге и прочем. Быть обычной ученицей в местной школе и каждый день возвращаться домой со школьной сумкой, заполненной домашкой, всегда казалось мне очень скучным в сравнении с тем, что происходило в книжках.

- Это не так, - пожимает плечами Доминик. - Но все зависит от расстояния. Здорово, если ты садишься в самолет и едешь домой на каникулы. Но садиться в самолет, чтобы вернуться назад в школу – самая ужасная вещь, которую можно себе представить.

В моей голове возникает картинка: маленький мальчик изо всех сил старается не заплакать, пытается быть храбрым, прощаясь с матерью в аэропорту. Стюардесса уводит его, а мама в шляпке и перчатках машет ему рукой. Когда она исчезает из поля зрения, мальчик не может сдержать пары слезинок, сбегающих по щекам. Но он не хочет, чтобы стюардесса видела, как он расстроен. Его сажают в кресло, и начинается длинный, одинокий путь назад в Англию. Грудастая матрона с суровым лицом и затянутыми в пучок седыми волосами встречает его в аэропорту и сопровождает назад в школу. В моем воображении школа предстает закрытым местом на пустынной болотистой местности, и на мили вокруг нет никого и ничего, кроме маленьких мальчиков, скучающих по мамам. Школа-интернат теперь не кажется мне таким романтичным местом как раньше.