Страсть горца - [3]

Она спала с Дэйгисом уже два месяца, но знала о нем не больше, чем в тот день, когда они познакомились в «Старбаксе», напротив конторы «О'Лири бэнкс и О'Мэлли», в которой ей принадлежала часть акций – отчасти благодаря отцу, О'Мэлли-старшему, отчасти благодаря ее собственной акульей хватке. Подняв глаза от своего кофе с молоком на двухметрового, невероятно соблазнительного незнакомца, Кэт решила во что бы то ни стало заполучить его. Может, все дело в том, как встретились их взгляды и незнакомец лениво слизнул с губы пенку от мокко, а она представила себе, как этот язык вытворяет куда более интимные вещи. Или в том, что этот человек был окутан густой, дышащей аурой секса. Кэт нравилась опасность, которую излучал этот человек. Иногда она задумывалась о том, не защищает ли она его, как одного из своих высокопоставленных клиентов с сомнительной репутацией.

День, когда они познакомились, закончился на белом берберском ковре в его гостиной. Они перекатывались от камина к окну и обратно, молча сражаясь за доминирующую позицию до тех пор, пока Катерине не стало все равно, как он берет ее, лишь бы он это делал.

Кэт не зря заслужила репутацию острой на язычок особы, и она не привыкла сдерживаться. Но она ни разу не воспользовалась своими талантами в отношении Дэйгиса. Она не знала, на какие деньги он содержит свой пентхаус и благодаря чему у него появилась невероятно дорогая коллекция произведений искусства и старинного оружия. Катерина не знала, где он родился, не знала даже дня его рождения.

На работе она мысленно составляла список вопросов, но стоило ей увидеть Дэйгиса – и все тщательно продуманные фразы застревали в горле. Совершенно беспощадная во время допроса в зале суда, в его спальне она становилась косноязычной. Впрочем, ее языку находилось куда более приятное применение. Этот мужчина был настоящим мастером эротики.

– Спишь с открытыми глазами, детка? Или просто решаешь, как именно ты меня хочешь? – промурлыкал Дэйгис.

Катерина провела языком по губам. Как именно она его хочет?

Она хотела его как сумасшедшая. И каждый раз надеялась, что следующая ночь с ним не будет такой восхитительной. Этот мужчина был слишком опасен, чтобы можно было позволить себе эмоциональную связь с ним. Только вчера Кэт задержалась после мессы и помолилась о том, чтобы закончилось это наваждение, эта одержимость – и поскорее, Господи, пожалуйста. Да, Дэйгис согревал ее кровь, но что-то в этом человеке сковывало холодом ее душу.

Сейчас же – завороженная и беспомощная – Кэт отчетливо поняла, как она его хочет. Ее, сильную женщину, невероятно возбуждал мужчина, который был сильнее ее. Эту ночь она хочет провести на его кожаном диване. Дэйгис намотает на кулак ее длинные волосы, возьмет ее сзади и укусит за шею, когда она достигнет пика.

Женщина судорожно вдохнула, шагнула вперед, и он схватил ее, уложил на толстый ковер, навис над ней. Мягкие чувственные губы с легким намеком на жестокость накрыли ее рот, золотые тигриные глаза нахмурились.

Он прижал ее запястья к ковру, приподнялся над ней, опираясь на руки. Прекрасный, чувственный и в то же время почти пугающий – в нем было нечто неуловимое, темные секреты, постичь которые не дано женщине, – и это придавало сексу особый оттенок, невероятно острое ощущение игры с огнем.

Это была ее последняя связная мысль перед долгой, долгой ночью.

* * *

Дэйгис МакКелтар прижал ладони к толстому стеклу огромного окна и уставился в ночь. За стеклом, на сорок три этажа ниже, раскинулся ночной город. В окна стучал дождь, почти заглушая мягкий шум работающего телевизора. Свет огромного плоского экрана отражался в темном зеркале примерно в метре от Дэйгиса. Задумчивый Дэвид Боринас играл Энджела, вампира, сохранившего человеческую душу. Дэйгис некоторое время наблюдал за движениями на экране, потом убедился, что это повтор, и снова уставился в ночь.

Экранному вампиру всегда удавалось найти пусть временный, но все же выход из ситуации. Дэйгис начинал бояться, что он выхода не найдет. Никогда.

К тому же его проблема была чуть сложнее, чем у Энджела. У Энджела была душа. У Дэйгиса их было слишком много.

Он взлохматил пальцами волосы, изучая раскинувшийся внизу город. Двадцать две квадратные мили Манхэттена. С населением почти в два миллиона человек. А потом и сам мегаполис, семь миллионов людей, втиснутых в три сотни квадратных миль.

Это был город, пропорции которого казались горцу из шестнадцатого века абсурдными и нелепыми. Город невероятных размеров и скоростей. Когда Дэйгис приехал в Нью-Йорк, он часами бродил вокруг Эмпайр Стейт Билдинг. Сто два этажа, десять миллионов кирпичей, тридцать семь миллионов кубических футов, тысяча двести пятьдесят футов высоты, шпиль, в который по пятьсот раз в год бьют молнии.

Что за человек построил этого монстра? Горцу этот город казался непонятным, сумасшедшим чудом.

И был неплохим местом для нового дома.

Нью-Йорк-сити нес в себе тьму. В ее пульсирующем сердце Дэйгис и устроил себе логово.

Человек без клана, изгнанник, бродяга, покинув шестнадцатый век лишь с пледом и острым интеллектом друида, он стал обживаться в двадцать первом веке: привыкал к новому языку, новым традициям, невероятным технологиям. Он все еще многого не понимал: определенные слова и выражения ставили его в тупик, сам он часто думал на гэльском, греческом и латыни, и ему приходилось торопливо переводить, но он довольно быстро адаптировался.