Страшный Париж - [58]

Мои подозрения направились по другому руслу. У Сели был официальный жених, молодой воин — валоту давно уже ни с кем не воевали, но это название остается и служит чем-то вроде почетного титула, — из богатой семьи, по имени Бопи. Я велел его позвать.

Мне поставили на площади, в тени большого дерева, грубо сколоченный деревянный стол, хранившийся в деревне специально на случай приезда начальства, и я уселся за ним на скамье. Когда обвиняемый появился передо мной, мне показалось, что между мною и солнцем воздвиглась черная башня.

Я часто встречал Бопи прежде, но тогда на его лице неизменно играла добродушная белозубая улыбка, составляющая лучшее украшение и обаяние негритянской расы. Теперь оно было мрачным, как ночь. Бопи был гигант лет двадцати, более черный, чем большинство его соплеменников, и на вид весь сплетенный из стальных мускулов.

Первые же вопросы как будто формально доказывали невиновность подозреваемого. Выяснилось, что Бопи провел всю ночь в хижине на другом краю деревни, за азартной игрой, нечто вроде костей, с несколькими молодыми людьми, дружно подтверждавшими, что он не отлучался до рассвета. Да, может быть, он выходил на несколько Минут — но никакой речи о том, чтобы он успел дойти до двора вождя Фате и вернуться обратно.

Я слушал хор возбужденных голосов, а мой взор невольно приковывался к громадным кистям рук Бопи, опущенным по его бокам и находившимся на уровне моих глаз… я видел, как эти руки конвульсивно сжимаются в кулаки… таким рукам ничего бы не стоило сломать человеческие позвонки и ребра. Потом мой взгляд скользнул вверх и уперся в зрачки молодого негра; и я вдруг прочел в них такую яростную ненависть, что мне стало тяжело и страшно.

В то же время мой слух уловил какое-то тихое бормотанье у меня за спиной. Я обернулся.

Среди обступивших меня туземцев — тут собралась, почитай, вся деревня — сидел на земле ветхий старик-знахарь. Его острые умные глазки были устремлены на меня, как сверлящий бурав, и мне почудилось, что он отдернул вытянутые в моем направлении пальцы обеих рук. Его беззубый рот непрестанно повторял какое-то заклинание. Я разобрал звуки, но не полностью понял смысл. У негров есть особый язык для колдунов и жрецов, сильно отличающийся от обиходной речи; До меня дошло, что он кого-то проклинает, желая ему страшной болезни, отвержения от лица всех людей и позорной, мучительной гибели… Может быть, он имел в виду убийцу? Но почему его взгляд был неотступно прикован ко мне?

Мне постоянно приходилось быть среди негров, и до сих пор это меня ничуть не стесняло. Но сейчас, когда я обвел глазами черные лица и могучие полуобнаженные торсы, окружавшие меня и словно теснившие со всех сторон, мной завладела такая жуть, что мне до смерти захотелось бежать, бежать во что бы то ни стало бежать, бежать как можно скорее.

Однако я знал, что перед чернокожими никогда нельзя выказывать страха. Резко встав, я приказал стоявшему подле меня помощнику вождя, второму по важности лицу в селении, привести мне лошадь. Тот безропотно повиновался.

Лишь когда я был уже на полпути домой, страх немного отпустил меня, и мои мысли обрели связность и ясность.

Конечно, я не раз слышал о свирепых тайных обществах и кровавых обрядах, существующих среди негров. Но никогда до сих пор я не связывал этих рассказов с моими неграми, простодушными и добрыми. Почему все они явно не хотят, чтобы правда выплыла наружу, почему смотрят на меня с враждой и недоверием, дружно образуя стену молчания, которую у меня нет никакой возможности пробить?

Никакой возможности… но у меня складывался один план, обещавший некоторые шансы на успех.

Уже почти два года мне прислуживал негритенок по имени Кено, которому было сейчас лет четырнадцать. Это был исключительно умный и толковый мальчуган, который не только болтал по-французски, но даже мог с грехом пополам писать, так как я от скуки давал ему время от времени уроки и он ими сумел хорошо воспользоваться. Я думал Даже позже отослать его в школу в какой-нибудь из центральных городов, после чего перед ним открылось бы великолепное будущее.

Признаться, я сильно к нему привязался. Ни в чьей преданности я не был так уверен, как в его, и когда я видел его миловидное детское лицо с приветливой и предупредительной улыбкой, у меня на душе становилось легче; все-таки есть около какое-то близкое существо. Кено был родом из той же самой деревни Тиндо, где произошло убийство, и его мать, которую он нередко навещал, и посейчас там жила. Мне пришла идея послать этого расторопного мальчишку разведать, что говорят между собой негры о страшном происшествии.

Он с готовностью схватился за этот проект, понимая, что я не оставлю его без награды, и отпросился уйти этим же вечером, когда я лягу спать, и не буду нуждаться в его услугах, обещая на завтра вернуться к обеду.

Кено нашли на рассвете, у околицы деревни, куда он шел… Труп мальчика лежал поперек большого поломанного дерева, возле самой дорожки; шея с раздробленными позвонками гротескно далеко и под неестественно прямым уклоном вытягивалась к земле, одна из рук, вывихнутая в плече, едва не была оторвана от туловища…