Страшные вещи Лизы Макиной - [29]

Я сжал в кармане чеснок и прибавил газу.

В голове проносились бессвязные обрывки мыслей. Наверное, я ожидал чего угодно, но только не такой развязки. Я предполагал, что Серый плащ встретит Макина или передаст кому-то наркоту — что угодно, но не это! Я вспоминал телепередачи о продажах человеческих органов, о детской порнографии и о маньяках-каннибалах...

Серый плащ уже поднимался на эскалаторе. Он стоял очень ровно, и проплывающие лампы отсвечивали на глянцевой коже его кепки. У входа на эскалатор душились человек сто — непонятно, как охотник так ловко просочился сквозь них. Я впервые тогда назвал его охотником... Точно! Они воруют детей — таких, которых никто никогда не хватится! Воруют, усыпляют, а потом отвозят в чемодане на продажу. Или делают кое-что похуже. Вырезают из ребенка почки, кладут в лед, а самого опускают в кислоту или кидают в яму с горящими отходами, чтобы не осталось концов. А любознательных идиотов, которые суют свой нос в чужие дела, даже не будут кидать в яму. Им просто перережут глотку в парадной или столкнут под поезд... Надо было срочно смываться, пока Серый плащ меня не засек. Но я уже не мог остановиться.

Мне пришлось обежать эту «сладкую парочку» по дуге, сталкиваясь с теми, кто спускался навстречу. Пока лез через загородку, собрал все маты, спрыгнул кому-то на ногу, получил пенделя в спину и чуть не потерял сумку.

На каждой рифленой ступеньке стояло по два, а то и по три человека. Многие базарили между собой и тащили поклажу. Пока я лез, извиняясь и прокладывая себе путь, Серый плащ почти достиг вестибюля. Но я не терял его из виду.

Я видел тощие ножки в мокрых клешеных брючках, свисавшие вдоль плаща и порядочно испачкавшие его владельца. Я видел краешек русой шевелюры, торчащей над плечом охотника. Приятель Макина не разговаривал с «сыном», даже не смотрел на него. Он вез живого человека, как стеклянную вазу или как расползающийся пакет со жратвой — аккуратно, но совершенно равнодушно. Еще таким макаром можно таскать музыкальный инструмент, я сам видел не раз, как прижимают к груди скрипку...

Я позабыл про Макина, мне хотелось во что бы то ни стало увидеть этого пацана вблизи. Я почти не сомневался, что смуглый очкарик удерет от меня — в традициях их банды просто растворится в воздухе.

Но такого не случилось. Когда я протолкнулся сквозь стеклянные двери и выскочил на улицу, охотник уже поймал такси. Точнее сказать, он никого не ловил, а подошел к самой первой машине, пыхтевшей на углу с включенным движком.

Дорогу мне преградили два чурбана, толкавшие телегу, груженную ящиками с яблоками. Дружок Макина присел перед пассажирской дверцей и договаривался с водилой.

Я кое-как обогнул грузчиков, но тут же завяз в колонне лыжников, маршировавших из метро. Их было человек двадцать, и шли они таким плотным строем, что я мог лишь подпрыгивать и материться. Номер помятой «Волги» и харю шофера я запомнил. Тот перегнулся через сиденье и распахнул заднюю дверцу.

Лыжники кончились. Последний десяток метров я преодолел бегом. Если бы очкарик сейчас оглянулся, он бы меня сразу заметил. Но он, не оглядываясь, неловко залезал в салон, обеими руками обнимая мальчишку. На голове у паренька оказался капюшончик, и лица я по-прежнему не мог рассмотреть.

Мне казалось крайне важным увидеть его мордаху, как будто в ней заключался смысл всех этих приключений.

Багажник «Волги» окутался белым дымком выхлопов. Шофер, не дожидаясь, пока пассажир закроет дверь, вовсю на месте крутил руль, выворачивая колеса перед задницей разгружавшейся «Газели». Несмотря на мороз маленький рынок у метро продолжал торговать, парни, с хохотом и шутками, выкидывали из фургона коробки с молоком. Люди как всегда ничего не замечали...

До машины оставалось метра три, когда очкарик потянулся из глубины захлопнуть дверцу, и тут шофер нажал на газ. Серого плаща по инерции вжало в спинку, он ослабил хватку, и с головы пацана свалился капюшон.

Это продолжалось долю секунды, в следующий миг дверца захлопнулась, и такси, вильнув задом, взяло с места. Но я успел заметить...

Ей-богу, лучше бы я этого не видел. Голова мальчика откинулась назад, точно в шее сломался шарнир. Но откинулась она не вбок, как у спящего человека, а назад, словно головка у срубленного одуванчика. Глаза были открыты, а рот растянулся в стороны, словно он смеялся.

Но мальчик не смеялся.

Он давно был мертв.

Глава 9 ЧУЖИЕ ПРОБЛЕМЫ

Самое забавное, что Серафима меня почти не ругала. Я явился к третьему уроку и, честно глядя ей в глаза, заявил, что прогулял. Но выяснилось, что жабе не до меня, поскольку опоздали еще четверо, все из нашего дома. А занятия вообще хотели отменить.

В нашем доме искали ртуть. Или радиацию, или бомбу, кому как нравится. Но версия с бомбой больше всего пришлась народу по вкусу. Вместо того чтобы грызть науки, мои одноклассники кучковались у окон и до хрипоты спорили, сколько кило тротила надо, чтобы в доме с шестью подъездами разом обвалились все.

Гоша явно перестарался.

Самое потрясное заключалось в другом. Ясен перец, что Жираф позвонил анонимно, но, по слухам, среди соседей немедленно нашлось десятка два человек, уловивших подозрительные звуки и запахи. Про головную боль и вспоминать смешно: у половины пенсионерок при первом опросе заныли все старые болячки.