Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути - [18]
Преследование продолжалось больше трех часов, пока, по крайней мере Бьюкону и, возможно, еще паре человек, не считая Роуз, не стало понятно, что Альгамбра устремился не в какое-то обычное место – не назад к главной дороге, какой бы она ни была, ни вверх в горы, к тропе для мулов, ни вниз к Бутылочному Каньону, от которого разбегалось множество более мелких каньонов, ущелий, теснин, лощин, распадков, где обычно искали прибежище угонщики скота и мелкие воришки.
– Он направляется к пустыне, хотя это лишено смысла, – объявил Бьюкон, когда отряд сделал остановку на последнем холме перед той самой пустыней. Он осмотрелся – сверху открывался обзор мили на четыре – и заметил пятнышко, на самом деле бывшее конем с двумя седоками. За ними по пятам тянулся большой пыльный шлейф, а перед ними на западе не было ничего, кроме красной каменистой равнины и белых зыбучих песков.
– Это лишено всякого смысла, если только не…
Голос шерифа затих, он устало поморгал, потом вытер глаза изнаночной стороной шейного платка – она была не такой пыльной. Остальные мужчины тоже всматривались и мигали, и прикрывали глаза козырьками ладоней, а кони опустили головы, переводя дух. Роуз высоко привстала в стременах, не отводя яростного взгляда от пыльного шлейфа, а тот уменьшался, пыль оседала и тускнела.
– Мерзавец остановился, – проговорила она голосом, не обещавшим ничего хорошего, так что все мужчины невольно поежились, как будто от прикосновения чего-то холодного и крайне неприятного к самым интимным частям тела. – Теперь мы его достанем.
Бьюкон снова промокнул глаза и уставился Роуз куда-то в область живота, не желая ни встретиться с ней взглядом, ни нарваться на неприятности, взглянув на расстегнутый ворот рубашки. Говоря по чести, он вообще охотно перевел бы взгляд на конскую голову, лишь бы выйти из затруднения, да только это все одно не помогло бы.
– Нам его не достать, – медленно произнес он. – Он пересек черту, прошел.
– Прошел? Куда прошел? – переспросила Роуз отрывисто и резко, будто выстрелила, и Бьюкон даже дернулся, точно пуля просвистела у него над ухом, так близко, что ему послышалось погребальное пение ангелов.
– Ты знаешь, – ответил он. – Ты знаешь. Туда. Она ушла, Роуз.
– Там же нету ворот, – возразила Роуз, но ее голос, обычно уверенный и резкий, вдруг прозвучал тихо и растерянно. – Никогда не слыхивала о воротах в той стороне.
– Говорят, они могут создавать ворота, когда им нужно, – сказал Бьюкон. – И их куда больше, чем мы видим, это уж точно. Давайте-ка поворачивать. Лучше нам добраться до поселка засветло. Мне правда очень жаль, Роуз.
Мужчины заквакали нестройным хором, гортанными и хриплыми от пыли голосами они с облегчением повторяли слова шерифа, проезжая мимо нее: – Жаль. Жаль. Жаль. Жаль. Жаль…
– Я еду за ней, – оборвала их Роуз.
Она развернула лошадь и оказалась перед отрядом, крепкая женщина под сорок, недурной наружности, не говоря уж о характере, с волосами, некогда льняными, а сейчас цвета тусклого золота, убранными под испанское сомбреро, цвет которого под слоем пыли был, вероятно, черным. Ворот ее рубашки из грубого полотна, некогда белой, был небрежно расстегнут, на шее висел красный с белым платок, который она стянула с лица, заговорив. Юбка для верховой езды из мягкой телячьей кожи, с разрезами, на светлой шелковой подкладке была на Роуз, из-под юбки виднелись мужские сапоги и стремена. Кроме карабина Шарпса, притороченного к седлу, на правом бедре у нее был мужнин кольт «Фронтиер» 40-го калибра, на поясном ремне висел нож, а кроме того, имелись глаза и руки, чтобы пользоваться всем этим оружием, – и какое же горькое разочарование ждало в прежние годы тех, кто считал Широкого Билла, плечистого и длиннорукого, как горилла, более опасным из них двоих.
– Я не настаиваю, чтобы кто-то из вас ехал со мной… черт… я знаю, что это безумие, – продолжала Роуз. – Но там же моя дочка!
– Мехи с водой полны? – спросил Бьюкон. – Еды припасла? Ничего тамошнего пить и есть нельзя, только свое, а иначе никогда не вернешься назад.
– У меня в седельном вьюке солонина, а мехи полны воды, – сказала Роуз. – Я как раз собиралась прогуляться нынче утром до Перечного Дерева, поглядеть, как там Калеб с ребятами управляются с моим стадом. Скоро пора перегонять его. Вот если бы ты сказал Калебу, пусть потихоньку начинают двигаться в сторону Скважины.
– Я им скажу, – ответил Бьюкон, – Роуз…
Он помедлил, поигрывая зачехленным ножичком, который носил на шее на кожаном шнурке: маленький был ножичек, этакая игрушка с ручкой из слоновой кости, больше похожий на нож для разрезания бумаг, чем на серьезное оружие – он казался не совсем подходящим для шерифа. Люди и прежде обращали на него внимание, а один особенно часто проходился на этот счет, выбирая при этом неверный тон, пока бритвенно-острое лезвие не рассекло ему тыльную сторону ладони, заставив вспомнить о хороших манерах и тому подобном.
– Что? – поторопила Роуз. – Если хочешь что-то сказать, Бьюкон, говори. Мне некогда.
Шериф пожевал ус, обнажив желтоватые зубы, посмотрел вдаль, а потом через голову снял ножик и бросил Роуз. Она поймала его за кожаный шнурок и осмотрела озадаченно.
