Страшные сады - [6]

Мы для них были просто овощами.

Конечно, сейчас мы прекрасно знаем, что нас выбрали французские жандармы. Это они составили для фашистов список заложников. Ты никогда не догадаешься, за что они нам так отомстили…

Ну да ладно, итак, на закате снова в грузовик. Добрые минут десять нас везли по дорогам, еще более разбитым, чем мы сами, после чего бросили в глубокую, почти круглую глиняную яму с гладкими стенками. Там, на побережье Дуврского пролива, где раньше добывали глину для кирпичного и черепичного заводов. Давно упраздненных. Твой отец сказал, что так делалось уже во времена римлян или греков, людей бросали в яму.

Самая простая и самая действенная из тюрем. Даже нет нужды нас сторожить. Тюрьма воистину жестокая: какое-то время моросил мелкий дождь, несколько раз сменявшийся сильными ливнями, и мы уже стояли в воде, пять-шесть сантиметров глубины, и никакой возможности укрыться.

Я хорошо понимал, что от влаги в башмаках наша кожа начнет шелушиться и мы расцветем волдырями и обморожениями. Пытаясь защититься от воды под откосом, карабкаешься на стену, но тебя заносит, и ты шлепаешься задницей в лужу, в самую грязь. В действительности все это не имело уже никакого значения: прежде чем мы оказались здесь, крытый грузовик дал задний ход, чтобы просто ссыпать нас в яму, потом — толчки стволом ружья в спину, и мы скатились на дно в грязную жижу. Окаменели в этом дерьме. Наверное, выглядели далеко не изящно!

Помню, тогда-то твой отец и заговорил о гранатах, о страшных садах. Я не понял, а он не объяснил.

Позже, оставшись одни, мы утоптали и расчистили небольшую ровную площадку, где можно было немного подсушить насквозь промокшие ботинки. Осмелиться на большее, на побег, выдолбить лестницу на боковой отвесной стене и смыться было невозможно: она обрушивалась, скользила под ногами или превращалась в ровную поверхность под рукой, и не за что было уцепиться, сплошной предательский грунт. Допустим, даже, в конце концов, мы бы долезли до верха ямы, навряд ли они позволили бы нам пойти по ягоды, эти фрицы! Мы полагали, что из какой-нибудь засады за нами присматривает автоматчик, которому будет одно удовольствие расстрелять нас на бегу.

Итак, мы решили подождать, не снимая одежды, под моросящим дождем. Молча стояли, ссутулив спины. Дождь завершил наш туалет. Кровь хорошо смылась, остались только синяки от тумаков.

На самом деле нас там оказалось четверо, четверо тех, кто месил ногами грязь примерно на тридцати квадратных метрах. Твой отец приблизительно промерил шагами диаметр, рассчитал площадь при помощи числа Пи — 3,14 — и все такое. Итог: тридцать квадратных метров. Да только от этого никакого проку. Если бы нам принадлежало и целое царство, которое мы могли бы разделить между собой, с того мгновения, как сие пространство было уготовано для того, чтобы в нем и остаться похороненными заживо, на точную площадь было начхать. Потому что мы говорили себе: чертов подарочек, нам выпали шанс и радость посетить нашу собственную могилу! Конечно, этим придуркам не нужно даже переводить пули, разве что для того, чтобы покалечить нас, лишить сил артачиться, ведь нам все равно конец. А потом, ногами спихнув сверху глину, маленький отряд засыплет нас здесь на раз-два!

Двое других, Анри Йедрежак и Эмиль Байоль, были настоящими заложниками… Невиновными, я хочу сказать. Тогда как мы, твой отец и я, мы были заложниками виновными. Их, Анри и Эмиля, сцапали на выходе из шахты № 2 после утренней смены. Но не случайно. Разговаривая друг с другом в нашей яме, мы начали понимать, как именно фрицы выбирали, и как Анри и Эмиль оказались третьим и четвертым. Фашисты хватали людей из определенной группы: заложники были частью нашей местной футбольной команды! Мы все четверо играли за нее и, естественно, знали друг друга. Твой отец был вратарем, я левым защитником, они, кажется, правым защитником и полузащитником, не помню уж. Но то, что мы с твоим отцом обговаривали детали диверсий в душе после матча, а Анри и Эмиль вовсе не участвовали в наших безрассудных планах, это я хорошо помню… Мы и представить себе не могли, кто в нашей команде оказался таким мерзавцем, чтобы выдать нас… Только после войны мы узнали суть дела: жандармы болели за футбольную команду «Энен-Лиетар», а мы, футболисты «Энена», разгромили их три ноль в первом чемпионате Франции в 1939 году! Поэтому они мстили за свою честь, как могли… Указав на нас, как на заложников… Четверо спортсменов-любителей, выбранных собственной жандармерией, предположительно невиновные и расстрелянные из-за трусости террористов-подрывников, — фрицы сочли это достаточно жестоким, а значит, и вполне забавным зрелищем. Если так посмотреть, наша бесцельная смерть должна была явиться ярким примером и заставить всех в штаны наложить от страха!

Анри и Эмиль не понимали всего этого ужаса. Они доставали нас всякими почему и отчего, но… Если трансформатор — ваше дело, скажите об этом, ведь в любом случае вы скоро умрете, а так хотя бы поможете нашему спасению… И даже если это не так, пожертвовав собой, вы спасете ваших товарищей по Сопротивлению… Все эти бесконечные ляля, рассуждения, хождения по кругу. Мы оба, я и твой отец, сказали, что им надо просто выдать нас, когда фрицы вернутся, пусть они решатся на это… Мы посмотрели бы на них с такой ненавистью, что им, Анри и Эмилю, поверили бы и пощадили их. Пусть они это сделают, если думают, что выпутаются такой ценой. Твой отец говорил, что ему все равно: он был уверен, что в любом случае мы все умрем и очень скоро.