Страшные сады - [25]
Пока полицейские меня обыскивали и, как я слышал, о чем-то нервно говорили с Сэмми, они опустошили карманы Инги, ощупав ее всю, там, в водосточной канаве, босую на одну ногу и в крови… Нет больше ни Гарбо, ни Дитрих, роковых женщин моих грез, просто мертвая немецкая девушка, загубленная молодость! В медальоне, они его открыли, хранился, как святая реликвия, билет в кино, с того памятного воскресенья, тот самый, с «Моста»… А пистолет был даже не заряжен и не мог никому причинить вред!.. На какую-то секунду парни из Sicherheitsdienst пораженно замерли, поняв, что они убили безоружную девчонку, но только на секунду, всего на секунду, а потом вновь стали энергичными, унесли тело Инги, запихнули меня и Сэмми в машину.
Сдерните огромное полотнище неба, сверните ковер земли, разберите шапито мира, разгримируйте богов, снимите с них залатанные шмотки и слишком большие башмаки, и вы все, человеческое братство из огромного цирка, детишки и взрослые, плачьте, плачьте!
Нас с Сэмми отвезли в службу безопасности олимпийской деревни. И держали там по отдельности, без телефона, душа, никакой еды, только вода… Вот тогда я и узнал: в 7 часов 41 минуту палестинские террористы из «Черного Сентября» ворвались в помещения израильской делегации, убили тренера команды борцов и взяли в заложники остальных. «Черный Сентябрь» угрожал уничтожить заложников, если Израиль не выпустит двести пятьдесят палестинских заключенных. В 7 часов 52 минуты радио деревни распространило новость, и вмешались полицейские из Специального отдела. Когда Инга, одетая в черное, вынула оружие и направила его на меня, совсем рядом с американцем, имеющим официальный пропуск, снайперы, еще не занявшие свои огневые позиции, в этой ситуации даже не думали… они выстрелили инстинктивно. Кроме того, террористами оказались псевдобразильцы, которых американские спортсмены провели в олимпийскую деревню этой ночью, с наполненными оружием сумками!..
Позднее, как только власти убедились, что я — мелкая сошка, французский консул в Мюнхене вызволил меня. Инга никогда не имела ничего общего с РАФ… Все ее откровения, которые я повторил полицейским, были проверены. На это потребовалось лишь нескольких минут… Она была мифоманкой… Официально смерть Инги представят как самоубийство в результате неразделенной любви к спортсмену… Газеты уже подготовили соответствующие статейки для размещения на внутренних страницах… Огласка всех этих историй с РАФ, даже фальшивых, была запрещена… В любом случае мне никто не поверит: только что ситуация с захватом заложников разрешилась в аэропорту Фюрстенфельдбрука, гранатами и смертью… Все израильтяне и пять федуинов погибли… Никого не пощадили… Какими пулями убили, кого, израильтян или палестинцев, это не наше дело…
Итак, чтобы я все хорошо понял, тем более раз выбрал такую специальность, мсье консул воззвал к моему сознанию будущего дипломата: наши немецкие друзья очень плохо восприняли, что убивать евреев снова приехали на их землю… И отныне они являются гарантами Израиля, больше чем кто-либо, и в особенности здесь… Будущий дипломат… Какое-то время я стоял перед машиной консула. И увидел себя в ветровом стекле. Как бы я хотел, чтобы у меня был, как у тебя, папа, красный клоунский нос. Но нет, в стекле отражалась только моя рожа серьезного парня.
Это не конец, папа… Я вернулся в Петерсберг. Сэмми ждал меня дома с Теодором и Гертрудой. Я не стал его слушать, когда он поклялся мне, что Инга не вышла бы за него замуж. Да, она предложила ему это, но он отказался, потому что она любила меня, потому что они объяснились в воскресенье вечером, и сказать это было нелегко черному безумно влюбленному жителю Нью-Йорка… Сейчас же ему даже не надо отчитываться, расплачиваться за свою оплошность с «бразильцами»… Слишком горячо, слишком компрометирует США… Ему было обидно до слез… Я не слушал… И не слушал Теодора, когда он в своей обычной манере грустного медведя принялся бормотать, что опечален, что хорошо знает семью Инги… Они пытались утешить меня… Гертруда теребила коротко стриженные волосы старших сыновей… Лоенгрин сидел перед фисгармоникой… Я оборвал излияния чувств, вдохновив Лоенгрина исполнить похоронный марш… Я слышал с улицы, как он стучит по клавишам…
Мне нужно было совершить паломничество туда, где все отныне не имеет значения, туда, где я вечно буду ждать, когда Инга заберет меня с собой… Преодолевая границы, туда, куда она исчезала на исходе каждого из горстки проведенных нами вместе дней, куда прежде путь мне был закрыт…
Я расскажу тебе, па…
Обойдя церковь сбоку, ты оказываешься на Friedhofsweg. Дом Инги еще дальше, за кладбищем, на краю рыжей песчаной равнины. Я шел под ветром, пронизывающим меня насквозь. Видел бы ты это жалкое зрелище: я и так-то невзрачный, с букетом не знаю чего, обернутым газетной бумагой, я был похож на дурака, который не осмеливается попросить руки и сердца любимой и уповает на цветы, в надежде, что она сама догадается о его чувствах… Вот с таким настроением я шел на встречу с мертвой невестой.
Мне даже не пришлось звонить.
Он стоял на крыльце, отец Инги, весь в печальных морщинах, в криво застегнутом костюме. Руководитель Рейтерклуба, благодетель Адриана и Розелины, создатель нефов, проводник человечности и творец этих огромных бетонных сводов, что ведут к Богу… Архитектор святого, отец той, ради кого я готов был претерпеть все нелепости свадьбы… Дряхлый старик, на паперти своего жилища, смотрящий на меня как на всадника апокалипсиса, наконец появившегося… И также это был человек из закусочной, мелкопоместный дворянчик, встреченный мной и Теодором, экс-эсэсовец, прекрасно себя чувствующий во всех деревнях округи, заскакивающий пропустить стаканчик на предобеденные застолья, олицетворенные едва реальной и оттого радостно принимаемой легенды, ностальгии по нацизму, по Рейху, который должен был длиться десять тысяч лет, как символ ненависти к несговорчивым победителям, разместившимся в завоеванной стране, тот, кто подписал приказ о взятии тебя в заложники, тот, кто хотел расстрелять тебя и в итоге выслал из страны! Твой палач, папа!.. Но без былой надменности, сотрясаемый кряхтением старой собаки. Конечно же он меня сразу узнал, и, кроме того, Инга тогда вернулась в ярости, вопила о военных преступлениях, и ей понадобилось намного больше, чем та полуправда, которой она более или менее довольствовалась раньше и которую компенсировала любовью к Франции и ко всему французскому… Потому что отныне она знала, он выложил ей все начистоту, полностью, силясь оправдаться, хотя надеялся никогда не делать этого перед собственной дочерью, и в конце его рассказа Инга посмотрела на отца как на чужого. И взяла пистолет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Роман «Площадь» выдающегося южнокорейского писателя посвящен драматическому периоду в корейской истории. Герои романа участвует в событиях, углубляющих разделение родины, осознает трагичность своего положения, выбирает третий путь. Но это не становится выходом из духовного тупика. Первое издание на русском языке.
О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.
Отчего восьмидесятилетний Батист В***, бывший придворный живописец, так упорно стремится выставить на Парижском салоне свой «Семейный портрет», странную, несуразную картину, где всё — и манера письма, и композиция, и даже костюмы персонажей — дышит давно ушедшей эпохой?В своем романе, где главным героем является именно портрет, Ф. Шандернагор рассказывает историю жизни Батиста В***, художника XVIII века, который «может быть, и не существовал в действительности», но вполне мог быть собратом по цеху знаменитых живописцев времен Людовика XIV и Людовика XV.
Род занятий главного героя, как и его место жительства, — слагаемые переменные: модный фотограф, авиапилот, бармен. Постоянно меняющаяся действительность, поиск точки опоры в вихревых потоках, попытки обрести себя. Эта книга о том, как поймать ветер и что такое сила притяжения, как возникают модные тенденции в фотографии и зарождаются ураганы… как умирает и рождается чувство.Блуждая по лабиринтам своего внутреннего мира, герой попутно исследует мир окружающий, рисуя перед нами живописнейшие картины современного американского общества.Второй роман молодого канадского автора, блестяще встреченный и публикой, и критиками, привлекает «мужским взглядом» на жизнь и яркой образностью языка.
Третье по счету произведение знаменитого французского писателя Жоржа Перека (1936–1982), «Человек, который спит», было опубликовано накануне революционных событий 1968 года во Франции. Причудливая хроника отторжения внешнего мира и медленного погружения в полное отрешение, скрупулезное описание постепенного ухода от людей и вещей в зону «риторических мест безразличия» может восприниматься как программный манифест целого поколения, протестующего против идеалов общества потребления, и как автобиографическое осмысление личного утопического проекта.
Флориану Зеллеру двадцать четыре года, он преподает литературу и пишет для модных журналов. Его первый роман «Искусственный снег» (2001) получил премию Фонда Ашетт.Роман «Случайные связи» — вторая книга молодого автора, в которой он виртуозно живописует историю взаимоотношений двух молодых людей. Герою двадцать девять лет, он адвокат и пользуется успехом у женщин. Героиня — закомплексованная молоденькая учительница младших классов. Соединив волею чувств, казалось бы, абсолютно несовместимых героев, автор с безупречной психологической точностью препарирует два основных, кардинально разных подхода к жизни, два типа одиночества самодостаточное мужское и страдательное женское.Оригинальное построение романа, его философская и психологическая содержательность в сочетании с изяществом языка делают роман достойным образцом современного «роман д'амур».Написано со вкусом и знанием дела, читать — одно удовольствие.