Страшные истории Сандайла - [78]

Нет, я, конечно же, и раньше видела мобильный телефон, говорила с посторонними людьми и смотрела фильмы. Все это в моей жизни было, просто в небольших количествах. Сейчас ситуация изменилась, потому что окружающий мир теперь принадлежит только мне. Я начинаю строить самые робкие, самые незначительные планы на будущее. Мне нравятся книги и нравится о них говорить. По всей видимости, я могла бы даже стать учительницей. Пытаюсь представить, как бы это выглядело: преподавать английский в небольшом городке и встречаться с парнем, может, плотником, может, клерком из местного банка, но хотя бы немного похожим на моего любимого актера. Теперь я живу в реальном мире, и у меня хватает ума не претендовать на настоящего Роберта Редфорда.

Когда кто-то из девочек приходит ко мне в комнату сказать, что мне звонят на таксофон в холле, я велю им отвечать, что меня нет, точно зная, что это Мия. У меня нет настроения рассказывать, что у нас произошло с Ирвином, или извиняться за свою грубость в адрес Фэлкона. Что же касается Джек, то сама мысль о ней является роковым, тектоническим сдвигом в порядке вещей. Я не могу сказать, кто из нас кого должен простить. От этого всего лучше вообще отгородиться. Я наконец-то от них отвязалась. Теперь для меня наконец началась новая жизнь, принадлежащая только мне и больше никому.

К тому же у меня появилась собственная тайна, огоньком горящая в груди.

Как-то раз я заезжаю в сетевую кофейню на окраине города и заказываю латте, назвав имя, которое худенькая девушка за стойкой пишет на стаканчике.

А когда она некоторое время спустя выкрикивает «Колли! Латте для Колли!», отзываюсь не сразу. Заставляю ее повторить его опять, дабы посмаковать трепет, охватывающий меня от этого звука. А когда ухожу, выбрасываю кофе в помойку.

«Колли… Правильное имя».

Ноябрь. Она станет осенним ребенком, который появится на свет, когда пустыню скует холод. Она заявила о себе в моей утробе в вечер Большой Жертвы. И когда я сказала, что хочу ее, на самом деле это были не мои, а ее слова. Мое тело просто пыталось выразить то, что уже знал мозг. Теперь мне известно только одно – я готова встретить ее и с нетерпением жду этой минуты. Представляю, как выпущу ее в этот мир – маленького человечка, который навсегда останется частичкой меня самой, но также и свежим, новым началом, – как буду потом держать на руках ее маленькое тельце и заглядывать в глазки, чувствуя на своем большом пальце крохотную ручку, и от этого меня охватывает какая-то необузданная ненасытность.

О том, каким образом я закончу колледж и стану учительницей, воспитывая при этом ребенка, я даже себя не спрашиваю.

Мы с Эйжей, Бетти и Ариэль носимся между ванной и главным холлом, сжимая в руках пластиковые стаканчики и расплескивая повсюду воду. Туда и обратно. Сегодня суббота, все остальные на футболе, и нам надо успеть к их возвращению. Грязный линолеум холла уже наполовину покрыт шеренгами белых посудин, до краев наполненных отдающей ржавчиной водой из крана в ванной. Когда входная дверь откроется, они полетят, заливая все вокруг водой. Избежать этого можно только одним способом – кропотливо, стаканчик за стаканчиком, их убрав. Но стоит их пнуть, как начнется настоящее наводнение.

Когда мы вчетвером представляем испуг и замешательство соседок по кампусу, их крики и мокрые носки, у нас кружится голова. Каждая из нас без конца хихикает. Пару раз посудины выскальзывают из наших пальцев, неспособных удержать их в очередном приступе смеха. Тогда они падают на пол и расплескивают вокруг фонтаны воды, отдающей медными монетами. Девочки немного навеселе, а я хоть и не пила, но все равно будто во хмелю. До этого участвовать в розыгрышах мне еще не приходилось, поэтому сейчас меня охватило буйное веселье.

Наконец все готово, до возвращения девчонок с футбола осталась буквально пара минут. Несколько мгновений мы любуемся проделанной работой – морем белых стаканчиков, в каждом из которых в люминесцентном свете ламп над головой тайно поблескивает водный диск. Потом идем ко мне в комнату и берем в руки учебники, делая вид, что занимаемся. Собираемся свалить все на мальчишек из соседнего кампуса, так как это как раз в их духе. Сидим на моей кровати, давимся беззвучным смехом, роняем от этого на страницы слезы и чувствуем, как от предвкушения у нас окоченели спины.

Потом слышим, как открывается дверь, и застываем, прикрыв ладонями рты. Доносится плеск, чей-то на удивление слабый голос говорит: «Вода». Девчонки запрокидывают головы и хохочут, но мое сердце сковывает мертвящий, ледяной холод. Голос мне хорошо знаком, но быть ему здесь точно не полагается. Сандайл и здесь меня нашел. Надо было сразу догадаться, что рано или поздно это случится.

Джек стоит в луже среди обломков кораблекрушения, склонив набок голову, и смотрит на нетронутые стаканчики с водой с таким видом, будто они представляют собой трудную математическую задачу. Волосы ее отрезаны, причем, судя по всему, ножом. Похоже на то, что она сделала это сама. На ней длинное серое пончо и грязные джинсы, продранные на коленях. На щеке синяк. Но какая же она красивая. Я бреду к ней, лавируя между стаканчиков и даже не чувствуя, как вода заливает лодыжки, и спрашиваю: