Страшные истории Сандайла - [16]

Порой его ярость можно предотвратить, но для этого нужно пойти на какой-то решительный шаг, причем быстро. Как говорится, пан или пропал.

Я беру из рук Ирвина сухой шалфей. Беру твердо, без всяких возражений.

– Я возьму Колли в Сандайл. Девочкам надо отдохнуть. Вы же с ней такие друзья. Она может так реагировать из-за меня, понимаешь? Я напряжена. А дочери всегда чувствуют, когда с матерями происходит подобное.

Он застывает в нерешительности. Вижу, что колеблется. Вроде успокоился, но упоминать Сайдайл при нем опасно. Может повернуть как в одну, так и в другую сторону.

– Ладно, – отвечает Ирвин, поднимая руки и переключаясь на роль побежденного мужа, – когда ты такая, я не могу с тобой спорить. Просто позабочусь о твоей больной дочери. Думаю, к этому делу можно будет подключить Ханну.

Я знаю, что мне лучше уйти. Но от его слов в душу вонзается острое копье гнева. Мне, может, тоже хотелось бы пить и заводить интрижки на стороне, но я не могу – кому-то ведь надо приглядывать за этими хрупкими созданиями, вверенными нашей заботе. И, кроме меня, как всегда, больше некому. По всему телу прокатывается волна негодования, обжигает кожу, будто кислота, и я, даже одержав огромную победу, не могу сдержаться. Поэтому хватаю со стола миску с опарышами, которые уже вполне разогрелись и волнуются, словно небольшое море. Потом прохожу через кухню, неся их на вытянутых руках, открываю на окне замок, поднимаю раму и вышвыриваю их в ночь на клумбу внизу. Увидев, что один опарыш скользит по поверхности руки, ахаю и кривлюсь. Вопреки моим ожиданиям, он совсем не влажный, а сухой и почти чешуйчатый.

– И кому от этого легче? – говорит Ирвин, старательно пряча едва заметную ухмылку. – В твоих действиях нет ни намека на логику.

Гнев улетучивается. В душу закрадываются одиночество и пустота. Какая глупость. Мой темперамент может свести на нет любые мои благие дела. К тому же он прав, мне ничуть не полегчало.

– Одна наша дочь только что попыталась убить другую, – говорю я, и от реальности этих слов будто чувствую прикосновение холодных пальцев к спине.

– Но ведь такие вещи наследуют от матерей, так? – мягко спрашивает Ирвин. – У меня для тебя, Роб, припасено немало секретов.

– Мы с Колли уедем с самого утра, – говорю я.

Вижу, что он прикидывает в уме варианты. Ему не хочется нас отпускать, но в этом случае он получает в полное распоряжение дом. На пару с ней.

Набираю номер Ханны. В ее голосе сквозит удивление. Третий час ночи.

– Слушай, Роб, я сейчас навожу порядок после вечеринки, поэтому дай мне…

– Мне надо на несколько дней уехать, – говорю я. – Могу задержаться, пока это еще неизвестно. Колли беру с собой. Просто хочу, чтобы ты знала. Поскольку у Энни ветрянка, Ирвину может понадобиться помощь. К тому же она съела то, что не… в общем, не важно. С ней все будет в порядке, но, если возникнут проблемы, ты сможешь прийти и помочь? Мне нужно это от тебя услышать.

Трубка отвечает мне молчанием и страхом.

– А Ирвин… Ирвин знает, что ты…

– Господи, Ханна. Разве стала бы я тебе говорить, если бы задумала удрать от мужа? Мы вернемся. Я не собираюсь делать тебя соучастницей похищения или чего-то еще.

– Хорошо, – через мгновение отвечает она.

Я слышу, что у нее онемели губы.

– Послушай, Роб, в чем дело? Тебе самой помощь не требуется?

– Никогда больше не задавай мне таких вопросов, – говорю я. – Их задают друзья. А мы с тобой уже не подруги.

На пороге комнаты Колли я замираю. Мне совсем не хочется входить, чтобы не оказаться в окружении всех этих костей. Она все еще не спит, сидит на кровати, положив на колени руки. Взгляд устремлен в какую-то точку на голой стене напротив. Она ждет меня. И что, по ее мнению, теперь должно случиться? Когда я смотрю на дочь, мне кажется, что нас разделяют многие-многие мили. Мы замерли на краю бездонной расселины, и мне понадобятся все силы, чтобы оттащить нас от этого обрыва.

– Собери вещи, завтра ранним утром мы уезжаем. Все необходимое для недельной поездки. Отправляемся в пустыню. Только ты и я.

– А папа с Энни с нами что, не поедут?

– Нет, Энни болеет.

– Но я поеду, только если мы возьмем и ее.

Я размашистым шагом пересекаю комнату и беру в руки ее лицо. Но когда она кривится, выпускаю.

– Посмотри на меня. Ты даже близко не будешь подходить к сестре, пока мы с тобой серьезно не поговорим.

– Я не собираюсь с тобой никуда ехать! – орет Колли.

Ее вопль становится все пронзительнее. «Успокой ее, – доносится из глубин моего естества холодный голос. – Чтобы уехать, ее надо успокоить».

– Тссс, – взволнованно говорю я, поглаживая ее по спине, – не шуми, милая. Не бойся маму, она тебя не обидит. Эта небольшая поездка будет только для нас двоих, хорошо? Мы с тобой проведем время обалденно.

Колли больше не кричит и лишь тихо пыхтит.

– Ладно, – сдавленным голосом говорит она, – если папа присмотрит за Энни, пока меня нет, ничего плохого, думаю, в этом не будет. Может, поездка действительно пойдет мне на пользу. Здесь я много нервничаю. А в голове столько всего, что она разрывается.

– Славная девочка, – говорю я, обнимая ее за плечо.

Держать ее в узде у меня получится до тех пор, пока мы отсюда не уедем. А что потом?