Страшная большая планета - [6]

— Иди, Миша.

— А ты как же?

— Иди. Я справлюсь.

Но что-то удерживало Михаила Петровича, и только когда штурман резко выкрикнул: “Иди, тебе говорят!” — он повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.

Потный и задыхающийся, добрался Михаил Петрович до передней кабины. И первое, что он увидел, были Беньковский и Северцев, стоявшие у кресла, в котором лежала Валя.

— Умерла, — коротко сказал профессор.

Северцев, не отрываясь, смотрел на мёртвое запрокинутое лицо женщины, казавшееся теперь спокойным и даже радостным. Михаил Петрович кашлянул, помолчал с минуту и сказал шёпотом:

— Разойдитесь по местам и пристегнитесь. Ван начинает.

4. РОЗОВЫЙ СВЕТ

Угрюмый неразговорчивый Горелов умер внезапно — он мгновенно растворился в ослепительной вспышке метеоритного взрыва, как пушинка в огне свечи, так и не успев, конечно, понять, что произошло. Валентина Ивановна Зотова, весёлая хорошенькая хохотушка, угасла, не приходя в сознание, изувеченная страшным толчком, изломанная и разбитая.

А Ван… Теперь Михаил Петрович был уверен, что Ван хорошо знал, как и когда настигнет его смерть. Вероятно, жизнь ушла от него с последними литрами горючего, выброшенного из опустевших баков во взрывные камеры. Он больше не мог влиять на судьбу звездолёта. Звездолёт стал трупом, и Ван умер вместе с ним. Скрюченное тело штурмана висело у панели управления, и потребовалось немало усилий, чтобы разжать его пальцы, закостеневшие на рычагах.

Беньковский нерешительно посмотрел на Михаила Петровича.

— Мы должны остаться здесь, — сказал он. — Здесь единственный иллюминатор и… и достаточно просторно, чтобы расположиться с приборами.

— Я тоже так думаю, — серьёзно ответил Михаил Петрович.

— Тогда…

— Да, я понимаю. Сейчас.

— Может быть, вам помочь?

— Нет, что вы, Андрей Андреевич…

Он бережно взял труп на руки, не испытывая при этом ни страха, ни брезгливости, которые обычно ощущал раньше при виде мертвецов, и понёс в переднюю кабину. Теперь это было не трудно — звездолёт больше не вращался, в нём воцарилась невесомость. Северцев, стоявший в дверях, испуганно посторонился.

В передней кабине он уложил Вана в своё испачканное кровью кресло и, не торопясь, пристегнул широким ремнём. Затем несколько минут постоял у входа, придерживаясь за стенку.

— Прощайте, друзья, — сказал он вслух. — Вернее… до скорой встречи.

И, не оглядываясь, вышел.

В рубке Беньковский и Северцев согнулись у иллюминатора. Михаил Петрович присоединился к ним.

— Смотрите, смотрите, Миша, — прошептал профессор, отодвигаясь. — Смотрите, этого ещё никто никогда не видел!

Звездолёт нёсся над необозримыми полями рыжего клубящегося тумана, тускло озарённого далёким Солнцем. Далеко впереди туман расслаивался на жирные пухлые ряды облаков, похожих на извивающихся змей, с тёмными прогалинами между ними. Облака эти тянулись до самого горизонта и сливались там вплотную коричневую гладь. Впрочем, горизонта не было — он терялся в размытой жёлтой дымке, над которой начиналось бездонное чёрное небо, усеянное яркой звёздной пылью. Глубоко внизу, в волнах тумана бежала тень звездолёта, крохотная, но удивительно чёткая, похожая на огрызок чёрного карандаша.

По правде говоря, это зрелище не произвело большого впечатления на Михаила Петровича, мысли которого всё ещё бродили вокруг того, что осталось в передней кабине. Он тоскливо вздохнул и покосился на Северцева. Лицо Володьки было напряжено, губы плотно сжаты, глаза, казалось, пожирали невиданный пейзаж, расстилавшийся за иллюминатором. С другой стороны жарко и часто дышал Беньковский. Жёсткая борода его колола Михаилу Петровичу ухо. Михаил Петрович отодвинулся.

— Да, здорово, — пробормотал он.

— Это метан, аммиак и пары натрия, — сказал Беньковский. — Мы летим совсем низко…

— По всей видимости, ракета погрузится в облака на ночной стороне. — Северцев прильнул лицом к стеклу, силясь рассмотреть что-то внизу. — Между прочим, заметьте, звездолёт принимает постепенно вертикальное положение.

— Совершенно верно, — откликнулся профессор. — Становится на корму.

— Эх, сейчас бы нам полные баки…

— Не болтайте ерунды, — сердито сказал Беньковский. — Никаких баков не хватило бы нам сейчас, чтобы оторваться, и вы отлично это знаете.

— Знаю, конечно…

— А коли знаете, так оставьте ваши “если бы да кабы” при себе. Идите лучше и распакуйте спектроскоп. Пора готовиться к наблюдениям.

Северцев молча оттолкнулся от стены и поплыл к выходу. Михаил Петрович спросил:

— Андрей Андреевич, как по-вашему, долго мы будем падать?

Беньковский пожал плечами.

— Как вам сказать, голубчик… Предположительно часов десять, а то и пятнадцать. Если плотность газа будет возрастать согласно теории…

Он вдруг замолчал.

— То что?

— То… э-э… Мне сейчас пришло в голову… — Он сморщился, немилосердно теребя бороду. — Одним словом, в вашем распоряжении ещё как минимум десять часов, Миша. Да, как минимум…

Бормоча что-то себе под нос, Беньковский достал из нагрудного кармана записную книжку и принялся перелистывать её.

— Это было бы необыкновенно… И всё-таки…

Михаил Петрович кашлянул и деликатно отвернулся к иллюминатору. В то же мгновение он изумлённо вскрикнул.