Странствующий рыцарь Истины. Жизнь, мысль и подвиг Джордано Бруно - [54]

Последнее высказывание может озадачить. Но вспомним: Коперник в центр мироздания поместил Солнце (Гелиос). Это была гелиоцентрическая система. Пока речь идет о Солнце и его спутниках, такая система вполне резонна и значительно проще описывает движения планет, чем в случае Птолемеевской геоцентрической системы. Однако Солнце все-таки не покоится в центре Вселенной, а находится среди множества иных звезд на окраине одной из очень многих галактик. Как модель мироздания система Коперника совершенно не годится.

Можно лишь удивляться, насколько точно ощущал Бруно строение мироздания — без помощи приборов и сложных расчетов. Как будто в ответ на его искреннее беззаветное стремление к Истине природа открывала ему свои потаенные законы.

Провидений у него оказалось необычайно много. Возможно, так было потому, что он исходил из верных предпосылок.

В основе его представлений о мире — учение о Едином. «Вселенная едина, бесконечна, неподвижна»; с Единым сливаются минимум и максимум, бог и природа, мгновения и вечность. Направляя свою мысль от общего к частному, он приходит к удивительным философским прозрениям.

Бруно формулирует закон сохранения вещества: «Никакая вещь не уничтожается и не теряет бытия, но лишь случайную внешнюю и материальную форму».

Он поддерживает и развивает гипотезу атомистического строения материи. Провозглашает: «Непрерывное состоит из неделимых» (то есть атомов, или, как мы теперь знаем, из квантов, наименьших порций энергии).

Бруно высказывает идею относительности времени. (Позже Ньютон надолго утвердит наряду с относительным абсолютное время, которое в нашем веке упразднено в рамках теории относительности Эйнштейна.) Ноланская философия была созвучна современной физике еще и в том, что утверждала единство пространства — времени, а также относительность массы тел.

Впрочем, единство пространства — времени люди предполагали издавна. Только успехи философии и идея Ньютона об абсолютном, ни от чего не зависящем течении времени разорвали — умозрительно — это единство. А вот мысль об относительности массы была достаточно оригинальна: «Знайте же, что ни Земля, ни какое-нибудь другое тело не является ни легким, ни тяжелым в абсолютном значении». Правда, это утверждение вряд ли можно признать предпосылкой общей теории относительности Эйнштейна; скорее всего здесь идет речь о состоянии «невесомости» при свободном падении, вне сил притяжения.

Одно из замечательных научных прозрений Бруно: представления о круговороте материи, атомов. «Мы непрерывно меняемся, — писал он, — и это влечет за собою то, что к нам постоянно притекают новые атомы и что из нас истекают принятые уже ранее». Подобный обмен веществ, круговорот атомов он предполагает и для живых организмов, и для небесных тел, подчеркивая всеобщность закона сохранения: «атомы притекают к ним в таком же количестве, в каком они из них вытекают». Развивая эти идеи, он высказывает мысль об «организациях целого», гармоничного единства земной природы и космоса.

Рассуждая о сущности жизни, Бруно изъясняется подчас туманно. Он называет Землю и другие планеты живыми. В этом можно усмотреть отголоски средневековых воззрений. Есть в этом сравнении и предворение грядущих успехов наук. Ведь он специально оговаривается, что не имеет в виду полное подобие небесных тел с животными. На Земле, скажем, обмен веществ проистекает своеобразно: у Земли нет сердца, мозга. Иными словами, он утверждает, что и неорганические тела могут быть сложно и гармонично организованы, подобно живым существам.

Идею круговоротов атомов на Земле через два века после Бруно возродил Ж. Кювье. В нашем веке ее научно разработал В. И. Вернадский. Она стала исходным рубежом его учения о биосфере.

Превосходно выразил Бруно мысль о единстве человека (и любого организма) с его окружением: «…недрами, внутренностями Земли одни вещества принимаются, другие выносятся… И наши вещества входят и выходят, проходят и возвращаются, и нет в нас вещества, которое не стало бы нам чуждым, и нет чуждого для нас вещества, которое не сделалось бы нашим».

В своих «Диалогах» Бруно высказал и некоторые очень сомнительные, а то и ошибочные утверждения. Нет смысла на них останавливаться. Джордано оставался сыном своего века, и ему не были чужды некоторые предрассудки и заблуждения. Это совершенно естественно. Зато поражает исключительная плодотворность многих его идей. Именно этой плодотворностью, живительной силой научного предвидения наилучшим образом подтверждается верность исходных философских посылок Ноланца.

Он признавал вечной материю, становясь на позиции материализма: «И нет вещества, которому по природе подобает быть вечным, за исключением субстанции, которая есть материя, но и ей тем не менее подобает быть в вечном изменении». Он отождествлял природу с богом.

В обожествлении природы — пантеизме — у Бруно оказался великий единомышленник в XVIII веке — поэт, философ, натуралист Иоганн Вольфганг Гете. Соединяя стремление познать природу с поэтическим воображением, оба эти мыслителя подчас постигали то, что было скрыто от профессиональных ученых.