Наконец он отвернулся и заговорил с соседом справа, тщедушным седовласым созданием лет на двадцать старше плоскоголового. Я бы дал тому лет пятьдесят. Толстяку было лет тридцать, как и мне.
Некоторое время четверка за этим столом пялила на меня глаза, не скрывая своего интереса. Но ни один из них не помахал мне приветливо рукой.
Я допил свой бурбон, отодвинул стул и направился в дальнюю половину клуба. Маленькая тесная уборная Лилли находилась в конце темного узкого холла, желтый свет из ее открытой двери падал ярким пятном на пол.
— Привет, Лилли, — сказал я. — Ты сегодня великолепна. Как и всегда.
Она оторвалась от зеркала над туалетным столиком и повернулась ко мне с улыбкой.
— Откуда тебе знать? Ты же присутствовал на половине одного номера, Шелл!
— Зато я слышал, как дышит публика. И видел, как глаза у мужчин лезут на лоб. Я чувствовал, что… Этого я тебе не скажу.
Она засмеялась.
— Ты мне нравишься, Шелл. Я не верю ни одному твоему слову, но мне приятно тебя слушать. Однако, могу поспорить, что ты пришел сюда не для того, чтобы мне сообщить все это.
— Нет, к сожалению. Есть дело. Хотел бы расспросить тебя о некоторых постоянных посетителях. О'кей?
Ее большие голубые глаза немного сощурились, подкрашенные веки опустились. Я чувствовал, что она догадывается, кто меня интересует, но все же ответила: «О'кей».
Лилли Лорейн была высокой, внешне горячей особой с чертиками в глазах и губами, которые ей здорово помогали вложить жар в джазовые мелодии. Тоненькой я бы ее не назвал, но даже те, которые считали, что ей невредно было бы сбросить лишний вес, я не был в их числе, должны были согласиться, что каждый грамм отличался исключительным здоровьем и находился именно там, где и полагалось.
Ей было под тридцать. Ее кожа напоминала крем, а волосы были цвета персика. Длинные ноги, крутые бедра подчеркивались тоненькой талией, которой обычно отличаются женщины, носящие «грации», только ей она не требовалась. Все это делало ее неотразимой.
На ней было голубое платье под цвет глаз с большим вырезом на груди, чтобы каждому было ясно, что она не признает никаких бюстгальтеров, ибо не нуждается в исправлении того, чем наделила ее природа.
Да, наши взгляды и вкусы с Лилли совпадали во всем, за исключением одного момента: она обожала всякого рода худов, в то время как я их не выносил. Являясь «антихудом», я оказался парнем не ее круга. Но мы с ней были на дружеской ноге, частенько вместе выпивали и весело болтали, но не больше. Я был для нее, видимо, слишком пресным, общение же со всякого рода мерзавцами ее возбуждало. Возможно, все дело было в давно известной истине, что запретный плод сладок. К тому же имела место известная доля бравады.
Я сказал:
— Когда пару месяцев назад банда Александера перестала здесь толкаться, я подумал, что, возможно…
— Я бы не хотела, чтобы ты называл их бандой.
— Все мошенники намерены оставить в покое «Джаз Пэд» и…
— Ты не должен называть их мошенниками.
— Дорогая, Александер и его ребята образуют крепкую группу обманщиков и мошенников, которую иначе не назовешь, как бандой. Поскольку их невозможно считать честными людьми даже с большими оговорками, то почему тебе не нравится, что я называю их бандой гангстеров?
Она пожала плечами.
Я продолжал:
— Так или иначе, но, как я понимаю, вот уже неделю, если не больше, здесь все время ошивается новая банда.
— Полагаю, ты имеешь в виду Домино?
— Правильно. И поскольку ты девушка, которая притягивает мужские глаза посильнее магнита, то могу поспорить, что ты, коли пожелаешь, сможешь мне кое-что рассказать о Домино и его своре бандитов.
Она снова пожала плечами, глядя в потолок, а я подумал, что бы ей такое сказать, чтобы заставить пожать плечами, но не стал искать подсказки на потолке.
Внезапно Лилли произнесла:
— Да, они здесь околачиваются дней десять. Я бы сказала, симпатичные парни.
— Потрясающе!
— Меня пробирает дрожь, когда я говорю с ними.
— Черт возьми, тебя пробирает дрожь!
— Они собираются стать большими людьми в нашем городе, так они мне сказали.
— Помнится, они никогда не были мелкими сошками, об этом тоже они сказали тебе?
— Точно. И, очевидно, не мне одной. У них грандиозные планы, о которых они говорили со многими людьми.
— Продолжай.
— Как я понимаю, это не тайна.
— Видимо, нет.
— Во всяком случае, они не делают из этого секрета. Они говорят, что подчинят себе весь Лос-Анджелес.
— Говори помедленней. Я не совсем понимаю…
— Я вообще-то думаю, что они шутят.
— Тебе лучше знать.
— И позволь тебе кое-что о них сказать, Шелл.
— Валяй!
— Они не просто серьезны, они могут осуществить свои планы. Поверь, таких напористых людей я еще никогда не видела… По-настоящему несгибаемые и целеустремленные.
— Я этому не верю.
— Тебе лучше поверить. Боюсь, что если ты встанешь у них на пути, они тебя застрелят.
— Одну минуточку. Похоже, я схожу с ума. Да, наверное именно это и происходит. Оно и неплохо. Фактически, даже весьма здорово. Говори дальше. Я всегда вел рискованный образ жизни. Почему? Почему они меня застрелят?
— Просто им нужен весь город, только и всего. И они говорят, что никто и ничто их не остановит.
