Странствие за Фарадоунами - [2]
Он подождал, пока они не вернулись к перелазу и не двинулись через поле, и тогда начал очень медленно и осторожно перебираться по бревну — единственный способ преодолеть поток, если только не обходить его до самого перелаза. Бревно, покрытое мхом и постоянно влажное от воды, и в лучшие времена было скользким, а теперь, со слоем снега поверху, и вовсе предательским. Броку следовало бы пуститься в долгий путь вокруг, но он всегда слыл нетерпеливым барсуком, а сейчас его так разбирало любопытство, что задержаться на лишнюю секунду было совершенно невозможно. Он медленно-медленно лез по бревну, крепко вцепляясь в него здоровенными передними когтями. Брок поглядывал на неприятного вида, смолянисто-черную на фоне белизны обоих берегов воду под собой, и видел, как растворяются и пропадают снежинки, едва коснувшись поверхности. До того берега было уже недалеко. Снежинки почти перестали падать, и от воды начал отражаться знакомый серебристый свет. Он осторожно сполз с бревна и снова почувствовал под лапами мягкий и податливый снежок. Эта часть леса была полна папоротника и глубокого снега, поэтому надлежало вести себя аккуратно, чтобы не провалиться в сугроб; идти по кроличьим следам тоже было бесполезно, поскольку кролики так легки, что могут спокойно разгуливать по предательским наметам снега. Брок осторожно продвигался в сторону дуба, на ходу обнюхивая воздух и каждые несколько шагов останавливаясь и прислушиваясь. Лес теперь омывал лунный свет, не слышалось ни звука; этой ночью все сидели по норам, и даже у Брока начало холодить спину там, где снег ее подмочил и теперь замерзал на шерсти.
Наконец он оказался в паре шагов от шумного свертка и смог лучше рассмотреть его. Увиденное его изумило; в единственном не укрытом месте он рассмотрел круглое розовое личико, которое, приметив Брока, расплылось в широкой улыбке. В глазенках сияло счастье, и, несмотря на неуместность веселья, Брока захлестнула внезапная волна симпатии, победившая осторожность и удивление. Он подвинулся ближе и ткнулся носом в щеку ребенка. Личико заулыбалось еще сильнее и начало издавать странный булькающий шум, который Брок слышал раньше. Он лишь однажды видел живое существо вроде этого: два или три лета назад в лес пришли два уркку, несущие еще одного, и сели поесть совсем рядом со Старым Буком. Они все еще оставались там, когда настал вечер, и Брок некоторое время наблюдал за ними вблизи из тени при входе в логово. Тогда он рассудил, что с ними человеческий щенок, и это маленькое существо, лежащее под дубом, несомненно, такое же.
— Так, так, — проворчал он себе под нос. — Странно это. Что мне с тобой делать?
Он пытливо поглядел на маленькое личико. Первое, что пришло ему в голову, — что ребенок оставлен здесь временно и что двое уркку, которые принесли его, скоро вернутся за ним; он уже сообразил, что они, должно быть, родители ребенка. Но погода слишком холодна, чтобы оставлять юное создание в лесу, и было что-то странное в том, как расставались с ним те двое; что-то очень окончательное и печальное, но и прекрасное. Все это Брок чувствовал интуитивно, ибо во всем животном царстве барсуки известны как самые чувствительные существа; именно это, вкупе с мудростью, рожденной многовековой историей, выдвигает их на особое место.
Теперь все эти соображения объединились и заставили Брока снова почувствовать то возбуждение, которое пришло к нему при первом взгляде на сверток. В глубине сознания он не сомневался, что найдутся какие-нибудь легенды и пророчества, начинающиеся как раз с такого события, при котором он сейчас присутствовал. По телу барсука пробежала волна дрожи, отчего шерсть на спине встопорщилась.
Брок все еще раздумывал об этом, когда ночную тишину нарушили душераздирающие крики. Подобные он слышал один-единственный раз, когда зайцев, живших в полях возле Серебряного Леса, поразило из смертельных палок уркку. Он быстро глянул вниз: недавняя широкая улыбка исчезла с маленького личика, а бульканье сменилось отчаянными воплями. Брок быстро додумался, что дело в холоде; даже он, с его плотным мехом, начинал дрожать. Времени на размышления не оставалось; он должен быстро согреть ребенка, а это значило, что придется взять его с собой в логово, где ему придется остаться, по меньшей мере, до утра. Брок смешливо засопел, прикинув, что скажет Тара, его барсучиха, когда он притащит домой человеческого щенка. В свое время он устроил немало странных проделок, но с этой не могла бы сравниться ни одна из них. Ребенок по-прежнему вопил во всю глотку, и Брок испугался, что скоро звери со всего леса подымутся и сбегутся сюда — поглядеть, откуда шум. Некоторые из них ненавидят уркку так сильно, что попросту убьют ребенка на месте, значит, следует его утихомирить. Он наклонился над свертком, и, ухватив его двумя большими передними когтями, стал пятиться, таща маленькое создание между передних лап так, что его тельце пристроилось у груди Брока. Тепло, шедшее от шерсти, похоже, сделало свое дело, и скоро ребенок снова счастливо забулькал. Теперь возможность срезать дорогу обратно через бревно отпала, поэтому он пустился в долгий обход по новой части леса, свернув у перелаза.
