Странный дом, Нимфетки и другие истории - [34]
Народец в вагоне поезда подобрался по большей части хороший. Люди пили чай, ели куриц и колбасу, стучали в домино, а кто-то, отрешившись от жизни действительной, погружался в жизнь придуманную: тут были и журналы, и приложения к ним, и книги серьезные, и наоборот, и даже вовсе несерьезные… Всем этим шуршала, наслаждалась и сим жила самая разнообразная публика, одетая прилично, «приятно взглянуть» и «так себе». Один брутальный хлопец был, кажется, и вовсе в трусах.
Товарищи посолидней, поднаторевшие в вопросах самообразования, хмурились и с серьезным видом углублялись в чтение «настоящей» классики, под коей они разумели Валю Пикуля и Юлю Семенова, а также обернутые в газеты издания «Зарубежного детектива». Другие проглатывали советское детективное чтиво, заполнявшее всякие «Искатели» и «Подвиги». Кто-то удовлетворялся и сатирическими статейками «Крокодила» али «Чаяна»… Лишь старины несколько выделялись из стройной картины обожателей уголовно-приключенческого мира; Хэнкинс читал толстый роман Уильяма Фолкнера, а Дженк в который раз перечитывал роман «Солярис» Лема. Очевидно, чтение весьма занимало их, так как они совершенно пропустили вопрос, с которым к ним обратился худощавый сосед с подрагивающими руками.
– Вы что-то сказали? – переспросил вежливый Дженкинс.
– Козла, говорю, давай забьем! – повторил старик.
– Козла? – изумился Дженк. – Мы вообще-то животных любим…
– Эх ты, дурдыла! – махнул рукой старичок. Другой сосед, помладше первого, одобрительно хмыкнул, в руке он держал домино.
– А что, и забьем! – крикнул с верхней полки Хэнкинс. – Или колбасу нарежем…
– Ты, что опять жрать захотел? – возмутился Дженк. Дело в том, что продукты были куплены вскладчину, а Дженк всегда подозревал Хэнка, что тот ест много больше половины.
– Эх ты, недотепа, – спрыгнул на пол Хэнкинс. Старики загоготали, и приятель выдал Дженку не совсем лестную характеристику. – Он у нас малый глупый, но добрый!
Сообща доминошники растолковали опешившему Дженку, что «колбаса» и «козел» суть древней игры, и животного тут никто убивать не собирается, да и где его в поезде найти-то? При этом объяснении поклонники черных прямоугольников не скупились на нелестные для Дженка эпитеты, характеризующие, впрочем, скорее, его умственные способности, нежели душевные качества. Поняв все, Дженк стал изворачиваться и оправдываться: «Я пошутил, я сразу все понял… я – в аллегорическом..», но ему ничуть не поверили! «А ну играть, дурдыла!», – закончил полемику старичок-игровичок.
Дженкинса убедили превратить свою полку в ристалище для сражений, причем, пока он запихивал постель наверх, все места на его полке заняли другие. Пришлось Дженку расположиться на полке напротив, которую занимала весьма моложавая дамочка лет сорока пяти. Дама заметно обрадовалась такому соседу, и на вопрос старика о возможном беспокойстве заметила, что молодой человек на постели ей никак не помешает… Это заставило Дженка густо покраснеть и подвинуться до такой степени, что его N-ное место занимало с соседской полкой минимальный сектор соприкосновения. Это стало затруднять внутри вагонные передвижения, так как полки старин были как раз посредине вагона. Но Дженку уж было совсем наплевать на чужие проблемки.
Сама же игра в домино носила для Дженкинса характер мучительный и неприятный. Хотя он быстро уяснил ее нехитрую суть, одобрения других игроков никак служить не мог… Даже, когда ему удавалось закончить партию первым, старичок-игровичок презрительно хмыкал и замечал: «Вот ёшкин кот, и везет же дурдылам!». Дженкинс всякий раз норовил заткнуть старичку рот, но умные реплики на его замечания приходили как раз к следующей фразе старика, на которую также необходимо было подыскивать ответ. Хэнкинс, как всегда, сумел быстрее адаптироваться, к игре же он и вправду проявлял интерес неподдельный. Старики как-то сразу приняли его на «вы», в то время как Дженку все безбожно тыкали…
Первый старик, все это и затеявший, имел внешность спокойную и крепкую: седые волосы, осунувшийся, но четкий профиль, бойкие глазки. Ничто не выдало бы его преклонного возраста, кроме безнадежно трясущихся рук. Ходы старичок-игровичок делал с каким-то особым азартом и пристукиванием, хотя вагонная полка мало подходила под доминошный стол… Второму старику было едва за пятьдесят; его поредевшие, но еще темные волосы были тщательно уложены, одет он, в отличие от старин, был по-фирме: рубашка западного производства, выглаженные брючки, кроссовки «Адидас». Старины, по сравнению с ним, выглядели ужасно по-домашнему: мятые спортивные штаны, изрядно поношенные тапочки, отечественные майки, плохо державшие краску трафарета. И, хотя провожают по уму, но встречают-то – сам знаешь, читатель…
Быстро наскучив подобной игрой, Дженк все же нашел возможность улизнуть в туалет, предоставив свое место дамочке. Пробравшись в тамбур, старина Дженк сначала отследил однообразный пейзаж за окном, затем решил закурить. Вошли двое мужчин и, не прерывая разговора, закурили по папиросе. Дженк щелчком выбил штук пять сигарет «Вега» на грязный пол тамбура, успев, правда, зацепить шестую. Из соседнего вагона, как черт из табакерки, выскочила проводница. Заметив свинство, бабенка потребовала у Дженка объяснений. Дженк тут же соврал, что не знает, кто напакостил. Проводница пообещала «отследить свинью» и начистить ему рыло, после чего исчезла. «Дали бы по морде-то, гы-гы,» – благодушно заметил один из куривших. Дженкинс взвыл и пропал в недрах следующего (не своего) вагона.
Книга стихов Гарри Беара «Движение жизни» включает в себя лирику поэта разных лет. Здесь читатель найдет и ранние поэтические тексты времен «Студии-1»: «Я знаю», «Свобода», «От поэта», «Страна», «Император пустоты», «Мольба» и др. Здесь представлены и знаменитые стихотворения 1990-х– начала 2000-х гг., входившие в поэтические сборники «Зов Эрота», «Пирамида» и «Закат Столетия»: «Небо», «Пространство ночи», «Поэт и человек», «Судьба», «Предчувствие любви», «Осенью», «Исповедь артиста», «Видение», «Прогулки по Аркаиму», «Воспоминания у реки», «Поэзия».
Хочу предложить Вашему вниманию мой первый роман, написанный еще в начале 1990-х годов, но до сих пор нигде не публиковавшийся, – «СОЗДАТЕЛЬ». Хотя с момента замысла произведения и его долгого писания прошло много времени, я считаю, что роман этот будет интересен вам и сегодня. Интересен он будет потому, что не утратил за прошедшие двадцать лет своей содержательной актуальности. Думаю, что нет смысла комментировать сюжет романа «Создатель» и поступки моих героев: если Вы держите в руках эту книгу или смотрите в нее на экране монитора, Вы сами во всем сумеете разобраться, сами растолкуете себе описанные там ситуации.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!