Странный брак - [81]

— Это не поможет. Все кончено. Тому, кто меня купил, все подвластно. И если уж он что сказал, значит, так и сделает: придет с ружьем и — бум! — выпалит в меня. Фук! — вылетит из меня душа! И уж никогда не бывать мне почтенным столяром в имении, а Катушке — моей женой.

— Ну, положим, это не совсем так, потому что твой могущественный господин страшен только у себя дома, для своей челяди, да, может быть, еще в окрестностях. Но там, куда я увезу вас, есть другой человек, во сто крат могущественнее; перед ним хозяин твой столь ничтожен, что на него даже собаки лаять не станут.

Как известно, господин Фаи обладал большим красноречием и умением убеждать собеседника (недаром, будучи вице-губернатором, он пользовался такой популярностью). Он окончательно сбил с толку бедного Видонку; после этого разговора парень растерянно бродил среди гостей, кружился, как бьющаяся о стекло муха. Но Фаи все казалось недостаточным: чаша весов еще не склонилась в его сторону, а пока только колебалась туда-сюда. Фаи чувствовал, что нужно бросить еще одну гирю. Он втянул в дело и Катушку и господина Гриби, сильно раздразнив их своими предложениями; все трое начали оживленно перешептываться. Катушка и Гриби по очереди пытались уговорить Видонку, внося суматоху среди собравшихся. На гостей подавляюще действовала сумятица в доме хозяев. Они спрашивали друг друга: "Черт возьми, что с ними случилось? Вы ничего не слышали, куманек (или кума)?" И шафер Видонки, косой гайдук барона Дёри — Гергей (правда, здесь он был в господском платье и выдавал себя за губернского присяжного заседателя) учуял своим собачьим нюхом, что творится что-то неладное. Однако стоило ему подойти к группе возбужденно беседующих гостей, как те переводили разговор на обыденные темы. Словом, чаши весов колебались до тех пор, пока на прекрасных глазах Катушки наконец не показались слезы — первые слезы после замужества. Какой огромной всесокрушающей силой обладают эти слезы! Одна слезинка оказалась достаточно весомой, чтобы решить все; она выкатилась из-под пушистых черных ресниц, и чаша весов сразу перетянула в пользу нашего достойного Фаи!

Около полуночи он вернулся в свою комнату, но раздеваться не стал, а принялся ждать, зная, что семя, брошенное им, даст всходы. Поэтому он ни капельки не был удивлен, когда дверь тихо отворилась, и Видонка, осторожно проскользнув в комнату, бросился перед ним на колени.

— Я пришел, мой дорогой патрон, чтобы изъявить свое согласие на все, что вы изволили мне предложить. Господь не наделил меня храбростью, но жена моя отдала мне свою, и вот я осмелел и соглашаюсь на должность титулованного господского столяра и на корову. Но это не все, потому как на шее моей сидит злой дух. Настоящий дьявол. Видонке не под силу стряхнуть его. Кроме того, я дал зарок: правда, боженька, возможно, даже и не слышал его. А если не слышал, то, значит, и простит. Только вот злой дух — от него не отделаешься!..

Затем Видонка признался, что Дёри дал ему тысячу форинтов и обещал еще две: на них гайдук Гергей купит ему в Польше дом и мастерскую. Этот Гергей сегодня ночью отвезет его на крестьянской телеге, которая уже нанята и стоит под навесом. А две тысячи форинтов зашиты в жилетном кармане Гергея. Видонка не умолчал и о том, что поклялся перед Дёри на распятии: пусть покарает его господь, пусть земля не примет его прах, если он раньше, чем через двадцать лет, вернется из Польши, где будет жить под чужим именем! (Однако если он совсем не поедет в Польшу, то, значит, не сможет и вернуться оттуда, а тогда не нарушит и зарока.) Но его зарок — пустяки, вся беда в той клятве, которую дал Дёри: он поклялся, что если встретит где-либо Видонку, то застрелит на месте. Конечно, если он нигде его не встретит, то и не застрелит. Этого тоже можно избежать. Но вот злой дух, которого Дёри приставил к нему, — это уж в самом деле большая опасность! Зловредный гайдук повсюду шныряет за ним и следит за каждым его движением. Против него досточтимому патрону и следовало бы что-нибудь предпринять — тогда дело в шляпе!

Фаи призадумался; он досадовал, что отослал свой экипаж.

— Есть ли у трактирщика повозка? — спросил он.

— Есть.

— Ну, так дело проще простого. Нужно подпоить этого дьявола Гергея; тем временем хозяин запряжет повозку и будет ждать с ней где-нибудь в городе, в условленном месте. Заблаговременно на нее погрузят все сундуки и перины новобрачной. А сама она, ни с кем не простившись, выйдет будто для того, чтобы прикорнуть немного. Мой гусар будет ждать ее на улице перед "Грифом" и проводит до повозки.

У Видонки зубы застучали от страха.

— Ай-яй-яй! Ночью? Гусар? Молодая женщина? Нет, на это я не согласен! Что невозможно, то невозможно!

— Эх, что за глупая ревность! Ведь гусар-то — старая развалина.

— А как бы сначала взглянуть на него?

Тогда придумаем другой план. Выходите-ка потихоньку, словно идете на кухню или в сени целоваться, как это бывает в подобных случаях.

— Бывает, бывает! — радостно подтвердил Видонка, сверкая глазами. — Мы уже раза два выходили сегодня.

— Ну вот, а теперь вы пойдете не в сени, а прямо к повозке, куда отведет вас гусар; сядете на нее — а там ищи ветра в поле! Даже ни разу не остановитесь до самого бозошского замка. Гайдук же мой отвезет управляющему письмо, чтоб тот снабдил вас всем необходимым, немедленно обставил жилье и защитил вас от кого бы то ни было.