Странный брак - [48]

В углу в беспорядке были навалены "вещественные доказательства": топоры, пистолеты, бритвы, косы, дубины. У стенки лежал большой пук ореховых прутьев — действенное средство против земных грехов.

— Ну, вот и моя канцелярия. Садись, братец. Сюда, сюда, на кушетку. Довольно неуютное, даже мрачное местечко. Не правда ли? Но, видишь, я хорошо здесь себя чувствую. Бывает, правда, что кое-кому приходится здесь плохо. Ведь не все люди одинаковы. Впрочем, полно об этом. Вот табачок, закури. За трубкой нам приятнее будет обсудить тот великолепный план, который я придумал в твое отсутствие; я построил его, как маленькая пчелка свой сот, куда потом попадает мед. Хе-хе-хе! Да, мед…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Драма в Рёске

— Я слушаю вас, сударь.

— Ладно, только твоя трубка еще не разгорелась. Стой, вот другая, если эта не курится. Попробуй раскури ее. Это настоящая трубка, изделие самого Надя.

[Надь — известный мастер по изготовлению трубок в Пеште в 90-х годах XVIII века. За его трубки платили по сорок — пятьдесят золотых, что составляло тогда немалые деньги. (Прим. автора.)]

Такую сейчас брат брату не отдаст дешевле, чем за тридцать золотых. Что за изгиб, какие изящные линии! Ты только погляди. А как высверлен мундштук… Обидно, что умирают такие люди, как этот Надь. Ну, вот и разгорелась. Да, сынок, о чем же я хотел тебя спросить? Ага, вспомнил… Что ты, например, думаешь обо мне? Только говори напрямик, как и подобает истинному венгру. Графа Бутлера несколько удивил такой вопрос, но все же он ответил:

— Я считаю вас весьма порядочным человеком.

— Так оно и есть, именно так, — проговорил старик, кивнув головой. — Теперь скажи, что ты думаешь о моей дочери?

Этот вопрос показался Бутлеру еще более странным.

— О барышне?.. Я весьма уважаю и чту баронессу.

— Знаю, сынок. Ну, а как, она красива, а?

— Насколько может быть красива молодая девушка.

— А нравится она тебе? Пусть тебя не удивляет моя прямота, я ведь солдат.

— Конечно, — ответил Янош. — Почему бы не нравиться?

— Ладно, пока все идет хорошо. Венгры, говорят, понимают друг друга с полуслова; однако чем больше скажешь, тем понятнее. Интересно, что бы ты ответил мне, если б я сказал тебе крутись-вертись, подкова, — эти студенты пленили мое сердце. Редко кто так нравился мне, как полюбились вы; разве что однажды в Праге — я был тогда еще старшим лейтенантом — очаровал меня один студент… правда, позднее выяснилось, что это была переодетая молоденькая герцогиня. Н-да… Впрочем, я надеюсь, вас нельзя заподозрить ни в чем подобном.

— Да, не думаю, — улыбнулся граф Янош.

— Ну, так вернемся к нашему делу, а эту историю я вам расскажу потом, вечером. Так вот, если б я сказал: "Оставлю-ка я здесь одного из этих двух студентов, отдам за него свою дочь, и закатим такую свадьбу, что мертвецы в гробах проснутся. Что бы ты на это ответил?

Бутлер устремил на барона беспокойный взгляд, силясь понять, серьезно говорит этот чудак или, как всегда, шутит. Однако, против обыкновения, лицо барона было весьма серьезным, и казалось, он напряженно ожидает ответа.

"Все же не может быть, чтобы он это всерьез говорил, — подумал Янош. — Баронессу так не сватают!"

— Ну-с, так как же? — нетерпеливо настаивал барон.

— Я бы ответил, сударь, что я очень благодарен за высокую честь, но не могу ею воспользоваться: я уж навечно связан с другой, в знак чего и ношу вот это кольцо.

— Бре-ке-ке! — вскрикнул барон, словно его укусила змея. — Какое еще кольцо?

— На днях я обручился с некоей Пирошкой Хорват, — ответил Бутлер, протягивая руку с таким сияющим видом, будто ждал, что за сим последуют восторженные поздравления.

Однако таковых не последовало. Вместо этого барон весело рассмеялся.

— Обручился! Только и всего? А я уж было испугался, что ты на ком-нибудь женат. Чуть было не рассердился на тебя, что ты этаким легкомысленным поступком разрушаешь все мои планы, — продолжал Дёри донельзя сладким голосом. — Обручение — это пустяки! Обручение — лишь маленькая прелюдия. Чепуха! Человек видит красивое яблоко и говорит: "Я сорву его, очищу, разрежу и съем". А оно пока продолжает оставаться на дереве. И я не понимаю, почему тем временем не может случиться так, что он и на другом дереве увидит яблоко? А поскольку второе ближе — им и утолит свой голод. Intelligisne, amice? [Понимаешь ли, друг? (лат.)]

Голова у Бутлера гудела, точно в ней били в набат два колокола. Ему казалось, что комната со всей ее обстановкой завертелась, словно веретено.

— Почему ты не отвечаешь? Что же ты скажешь на это?

— Ничего.

— Как так ничего?

— Ведь я уже сказал, что обручен и люблю свою невесту больше жизни. — Затем, несколько повысив голос, Янош добавил: — И я вообще не понимаю вас и ваших шуток.

— Значит, по доброй воле ты не женишься на Маришке?

— Никогда! — Янош встал и направился к выходу.

Барон прыгнул, как хищный зверь, и преградил ему дорогу.

— Ого-го! Не так поспешно, сынок. Сядь-ка на свое место. Знай, что если уж лиса сцапала петуха, она его не выпустит, и имей в виду, — голос его зазвучал угрожающе, — если ты не женишься на Маришке по своему доброму желанию, она будет твоей женой помимо твоей воли. Даже и не возражай, милый мальчик! — Он ухватился за пуговицу его сюртука и снова заговорил вкрадчиво и ласково: — Видишь ли, этого не миновать. Не причиняй огорчения тому, кто через несколько часов станет твоим любящим тестем.