Странные вещи - [16]

Клевер обернулась и смотрела, пока охранники не скрылись из виду.

– Они, конечно, могут называть это охраной, но больше похоже на грабеж на большой дороге, – вздохнула она.

– Грядущую войну нельзя будет выиграть с помощью винтовок и гранат, – сказал Ганнибал. – Слышала о пуленепробиваемом Наперстке? Во время битвы при Серенаде, когда индейцы еще были в союзе с Луизианой, мои офицеры своими глазами видели воина Сеханна с этим Наперстком на пальце. Он шагал под сплошным ружейным огнем, как под моросящим дождиком, пули бились о его бритую голову, не оставляя даже синяков.

– Если у него была обрита голова, это был, вероятно, Окиква, а не Сеханна, – заметила Клевер, вспоминая сделанные ее отцом описания входивших в Конфедерацию племен.

– Он все равно сражался под флагом Сеханны, – вздохнул Ганнибал. – Важно другое: мы потеряли целый взвод, пытаясь добыть эту диковину. Где она теперь? Уж не завладел ли ею Бонапарт? Вот вопросы, от ответов на которые зависит будущее. Мы не можем допустить, чтобы такие артефакты оказались в руках дилетантов. Как нам противостоять Бонапарту, если мы как нация не в состоянии собрать воедино собственные силы? Заставы… – Ганнибал сунул голову под крыло и надолго замолк. – Не допустите утечки национального достояния… не дайте ускользнуть сквозь… пальцы…

Усталая старая птица начала похрапывать.

– Что, если он прав? – прошептала Клевер. – Что, если грядет война?

Несса подняла палец и на удивление похоже изобразила Ганнибала:

– Осторожнее, дети! Кто, по-вашему, вторгся в наши курятники, чтобы украсть нашу дробленую кукурузу? – Тут Несса прижала подбородок к груди и понизила голос: – О, да это же Наполеон Бонапарт!

Клевер попыталась не рассмеяться, но уж очень смешно Несса выпятила губы, изображая клюв Ганнибала. Клоунада была такой заразительной, что Клевер сама не заметила, как тоже стала передразнивать полковника.

– А кто каждое утро таскал яйца из наших гнезд? – спросила она, и скрипучим голосом Ганнибала сама же ответила: – О, да это же был Наполеон Бонапарт!

Девочки дружно расхохотались, но Клевер поспешила зажать ладонью рот. Ей стало так стыдно, что даже слезы выступили. Как можно? Она до того забылась, что начала смеяться!

Несса наклонилась, чтобы сорвать веточку растущего у дороги фенхеля, и долго ее жевала, пока не позеленели зубы.

– Мне-то ты можешь сказать, – шепнула она, нагнувшись к Клевер, – это были гнусы?

– О чем ты?

– Ты на чайник похожа, вот-вот закипишь. А башмаки все в зеленых пятнах, как будто пришлось бежать по траве, – Несса со знанием дела выгнула бровь. – Сразу видно, что тебя кто-то напугал.

Клевер нащупала отцовский саквояж, убедилась, что он в безопасности. Напугал? Вся ее жизнь разлетелась вдребезги, и Клевер знала, что для нее ничего еще не закончилось. Она чувствовала, что осколки ее жизни до сих пор парят в воздухе, ищут, куда приземлиться. Она покачала головой.

– Это были не гнусы.

– Хм, – Несса была явно разочарована. Но тут же вытаращила глаза и снова зашептала: – А тогда… неужто ведьма?

– Какая еще ведьма?

– А у нас тут только одна ведьма и есть, – фыркнула Несса. – Я о Штопальщице. Той, что штопает шкурки и сшивает тушки, а потом оживляет и превращает в гнусов. Ведьма, которая приходит по ночам, чтобы выдергивать зубы у детей, пока они спят.

– Сказки о привидениях мне не интересны, – сказала Клевер.

– Я своими глазами видела! – и Несса, оттянув щеку, снова дала Клевер полюбоваться дыркой между зубов. – Я спала у ручья, потому что ночь была жаркая и душная. Проснулась от запаха, вроде паленых волос. Открыла глаза, а надо мной склонилась ведьма – глаза блестят, как битые стекляшки, а лицо все сшито из кусочков, как мешок старьевщика. Я хотела закричать, разбудить дядю в фургоне… – Несса замолчала, а Клевер затаила дыхание. – Но Штопальщица уже открыла мне рот. Я решила, что она хочет разорвать меня пополам. А она наклонилась низко-низко, так что меня всю обдало этой вонью, и посмотрела на меня так… ну, вот как ты смотришь в эту свою сумку. Я уже простилась с жизнью – думала, она сейчас высосет из меня душу или отгрызет мне язык. И тогда она сказала то, чего мне никогда не понять.

Клевер задохнулась от волнения.

– Что она сказала?

– Ква-ква.

– Как лягушка?

Несса повела плечом.

– Сама не пойму, не могу взять в толк, что это было. Ну не искала же она лягушку у меня во рту. А потом она сердито так зашипела, ухватила меня за зуб и… – Несса щелкнула пальцами, так что Клевер вздрогнула, – выдернула его. И была такова.

– Этот зуб… он шатался?

– Пока она его не вырвала, сидел крепко.

– И что ты сделала?

– То же, что сделал бы на моем месте любой ребенок, – пожала плечами Несса. – Описалась. Можно так сильно испугаться, что не сможешь закричать, но невозможно перепугаться до такой степени, чтобы не напрудить в штаны.

Клевер содрогнулась. Рассказу Нессы она безоговорочно поверила и жалела, что ей пришлось его услышать.

– Мне нужно только одно – найти Аарона Агата, – сказала она, глядя на дорогу впереди. – В Нью-Манчестере.

Она представляла себе, как поймает знаменитого путешественника после лекции, поднимется прямо на сцену и шепотом, на ухо, расскажет ему о своих бедах. Мистер Агат, конечно, окинет ее мудрым взглядом и все поймет по ее измученному лицу и грязной одежде. Он велит своей ассистентке перенести все встречи и пригласит Клевер в свою библиотеку. Усадив ее в уютное кресло и предложив чаю с миндальным печеньем, ученый подергает себя за рыжеватую бородку, глубоко вздохнет и по-отечески все ей объяснит.