Странные приключения Ионы Шекета. Книга 2 - [49]

СЕМНАДЦАТЬ НОЛЬ В ПОЛЬЗУ РУССКИХ

Не так уж часто мне приходилось воевать, как это изображают мои критики. Я вообще человек мирный, можно даже сказать — пацифист, и если брался за оружие, то чаще всего испытывал такое неудобство, что при первом же удобном случае разбирал это оружие на части и оставлял каждую часть на какой-нибудь попадавшейся на пути планете. Но, конечно, бывали и исключения. Я уже рассказывал о том, что в юности служил в зман-патруле. У каждого в жизни бывает романтический период, когда кажется, что именно от твоих поступков зависит будущее человечества. Потом это проходит. Потом начинаешь понимать, что даже собственное будущее от твоих поступков зависит не так уж и сильно. Но в молодости, когда полон сил и не знаешь, зачем они тебе и куда их приложить… Впрочем, я вовсе не собираюсь сейчас рассказывать о том, какие силы дремали во мне в те славные времена, когда я мотался по Древней Греции и не менее Древнему Вавилону. И к тому же, разве то были войны? Какой-то Телемах собирал армию в двести мечей и шел грабить соседний город. В соседнем городе собирали армию из трехсот мечей и, пока Телемах грабил их дома, сами грабили дома в городе Телемаха. Остановить такую, с позволения сказать, войну можно было очень просто — поставить на полпути между городами камуфляжную деревню и предложить враждующим армиям объединиться для совместного разграбления нового беззащитного противника. То, что на самом деле деревня была всего лишь голографической проекцией, а женщины, которых насиловали обе армии, существовали лишь в воображении солдат, никак не сказывалось на нравственном здоровье древних греков. Повоевав с пустотой, они потом слагали песни и жуткие истории о своих победах. Кое-какие из историй дошли до наших дней, и далеко не каждый знает, что на самом деле все эти Медузы Горгоны, Стимфалийские птицы и Немейские львы были всего лишь виртуальными созданиями, придуманными в секретных лабораториях зман-патруля. Один-единственный раз довелось мне ввязаться в настоящее сражение, и воспоминания об этом долго не давали мне спать по ночам. Сейчас это уже не имеет значения, по ночам мне не позволяют спать другие причины требования уплатить планетарный налог, например. Лежишь, значит, думаешь о том, как лучше уничтожить всех служащих Налогового управления, и на память, хочешь-не хочешь, приходит сражение у Конской головы, где мне удалось проявить все свои лучшие качества. Конская голова — это темная газо-пылевая туманность, название которой зависит на самом деле от того, откуда на нее смотреть. С Земли она действительно похожа на конскую голову, не настоящую, однако, а на голову шахматного коня. Если смотреть на туманность из системы Альгениба, то она похожа скорее на изящную женскую ножку — я имею в виду, конечно, ножку не земной женщины, а существа женского пола, проживающего в болотах третьей планеты Альгениба. А если смотреть с противоположной стороны — от Беллатрикса… Нет, господа, это настолько неприлично, что я не стану и описывать. Так вот, эта туманность стала причиной, поводом и целью войны между аборигенами Беллатрикса и Альгениба. И тем, и другим, видите ли, хотелось устроить в туманности свои воинские склады — место действительно было укромным, спрятанным от беззастенчивых взглядов за многими миллиардами километров космической пыли. Военные звездолеты с обеих планет как-то столкнулись нос к носу в центре туманности, произвели по залпу, уничтожили друг друга и потому никто не смог доложить своему командованию о победе. На Альгенибе опомнились быстрее противника и отправили к Беллатриксу весь военный флот — даже парусную яхту президента, благо на ее борту стояла лазерная пушка калибра три с половиной километра. В системе Беллатрикса противника встретили шквальным огнем — иными словами, направили в сторону приближавшейся армады несколько свежих звездных протуберанцев. Флот Альгениба попал в эту плазменную струю и был разбит наголову. Естественно, воодушевленные победой адмиралы Беллатрикса собрали все силы, какие у них были, и бросились сквозь туманность грабить планеты Альгениба. А там уже знали о поражении и кипели от негодования… В общем, когда я на дарсанском звездолете пролетал мимо Конской головы, война между аборигенами Беллатрикса и Альгениба шла второе тысячелетие. Я бы позволил воюющим сторонам еще тысячу лет выяснять отношения, но меня возмутил подход этих негодников к охране окружающей среды. Уничтожайте друг друга на здоровье, но зачем же выдирать клочья из единственной в этом секторе Галактики темной газо-пылевой туманности? У меня было на выбор два варианта: либо отправиться на Землю и поставить вопрос о войне между Альгенибом и Беллатриксом на пленарном заседании Совета Безопасности, либо плюнуть на политический этикет и, не теряя времени, попытаться справиться с проблемой самому. Третью возможность пролететь мимо, будто все это меня не касается, — я и рассматривать не стал. Возможно, я отправился бы к Солнцу, но тут дарсанский звездолет подал свой гнусный скрипучий голос: — На Землю не полечу, — заявил он, будто его кто-то спрашивал. — У меня все еще силен инстинкт самосохранения. — При чем здесь твои инстинкты? — удивился я. — А при том, — объяснил звездолет, — что на Земле меня интернируют согласно Договору о сотрудничестве с Дарсаном, параграф шестой, пункт десятый, и отправят в переплавку как устаревшую модель, не подлежащую ремонту. — Вот как? — ехидно спросил я. — Значит, ты уже давно устарел? Так какого тогда черта ты лезешь со своими советами? — На Землю не полечу, — упрямо повторил звездолет, и, поразмыслив, я понял, что он прав. Лично мой инстинкт самосохранения подсказывал то же самое. Я прекрасно представлял себе, сколько придется потратить драгоценного времени, чтобы убедить хоть кого-нибудь из членов Совета Безопасности Земли в необходимости вмешаться и остановить войну между Беллатриксом и Альгенибом. А потом еще собирать флот — от каждой страны по звездолету… Соединенные Штаты Израиля, как обычно, долго будут доказывать, что нечего рисковать еврейскими жизнями для спасения каких-то головоногих и ракопятых… А Аргентинская джамахирия использует свое право вето… Нет, лучше уж остаться здесь и попытаться справиться с проблемой самому. Вы пробовали остановить боевые действия, происходящие одновременно в семнадцати тысячах районах пылевой туманности, где ни зги не видно даже на расстоянии трех планетарных радиусов? И не пытайтесь, ничего не получится, как не получилось и у меня. Я мотался на дарсанском звездолете от южной части туманности к северной (я имею в виду галактический север — чтобы вы точно представили себе локализацию) и на всех частотах умолял обоих адмиралов приостановить боевые действия и явиться ко мне для переговоров о мире. В ответ оба военачальника пальнули в меня пару раз, наивно полагая, что прихлопывают зудящего у них над ухом комара. Каждый раз я успевал проскочить в нуль-пространство, спасая собственную шкуру, но удовольствие получал далеко ниже среднего. Нужно было придумать иной способ, и я положил звездолет в дрейф — то есть, попросту говоря, отключил двигатели и предоставил дарсанскому мозгу полную свободу раздумий. Сам я тоже шевелил серыми клеточками, глядя в иллюминатор на лазерные сполохи сражений. По-моему, выход был один, и дарсанский звездолет, которому я изложил свои соображения, с ними согласился. — М-да, — сказал он. — А последствия? Ты подумал о последствиях? — Интересно, — резонно возразил я, — когда это политики думали о последствиях своих действий? Возьми, к примеру, Бен-Гуриона. Думал ли он, провозглашая государство Израиль, что лет через сто американцы будут ездить в Иерусалим и выпрашивать займы? Аргумент не показался дарсанскому звездолету достойным внимания подозреваю, что он понятия не имел о том, кем был Давид Бен-Гурион. Но и возражать мне звездолет не решился — в конце концов, рычаги управления были в моих руках. — Приступай, — дал я команду, и звездолет приступил к формированию изображения. Если бы война шла в открытом пространстве, из моей затеи ничего бы не вышло. Но дарсанский звезолет дрейфовал на границе плотной газо-пылевой туманности, это облегчало воюющим сторонам проблему скрытного приближения к цели, но и мою задачу это обстоятельство облегчало тоже — я мог создавать на газо-пылевом экране любые трехмерные изображения, пользуясь лазерами прямого луча. Сам я не мог насладиться созданным мною зрелищем — для этого нужно было продвинуться вглубь туманности с риском быть уничтоженным либо флотом Беллатрикса, либо патрулем Альгениба. Но я и так знал, что увидели сражавшиеся на неожиданно возникшем перед их взорами экране, размер которого достигал семи с половиной световых лет. Увидели они изображение футбольного поля. Матч только начался, в красной форме играла сборная Монако, а в белой — монголы, чемпионы мира 2064 года. Тактика монголов была тотально-истребительной, выдержать это могла только команда Монако, которая тоже пользовалась своей оригинальной тактикой, определить которую не смог в свое время никто из теоретиков футбола. Разумеется, события на экране развивались, на мой взгляд, очень медленно попробуйте-ка сбалансировать изображение на экране размером в два парсека и заставить изображение меняться в реальном времени! Впрочем, это не имело значения — главной моей целью было привлечь внимание. Не прошло и трех стандартных суток, как лазерные сполохи погасли и клочья туманности перестали лететь прочь от места сражения. Корабли Альгениба и Беллатрикса замерли, поскольку все капитаны дали приказ лечь в дрейф. Когда монголы прорвались к воротам монакцев, в мою сторону заскользил по космической пыли флаг-катер альгенибского адмирала. Командующий войсками Беллатрикса заметил маневр и немедленно отправился вслед, так что на борт дарсанского звездолета оба командира прибыли одновременно. Альгенибский адмирал оказался огромной каплей какой-то тягучей жидкости. Командующий армией Беллатрикса был передвигавшейся на колесах конструкцией из костей и палочек. Не глядя друг на друга, оба военачальника потребовали: — Сначала! — А в чем, собственно, дело? — я изобразил на своем лице удивление. — Это всего лишь футбольный матч, и если вам знакомы правила… — Мы не знаем правил, — прервал меня адмирал с Альгениба. — Потому и требуем начать с начала, — заявил, поддерживая коллегу, адмирал с Беллатриса. — Ага, — сказал я. — С одним условием: вы подписываете мирный договор, отводите корабли, после чего обе армии смотрят матч, а вы, как великие стратеги, совместно анализируете тактико-оперативные идеи монгольской сборной. Для того, чтобы составить текст договора, бывшим врагам понадобилось семнадцать минут стандартного времени. Я ведь всегда говорил, что войны возникают потому, что воюющим сторонам некуда приложить свою энергию… Лет через восемь я опять пролетал через район Конской головы с той ее стороны, где туманность больше похожа на иную часть тела и носит соответствующее — совершенно неприличное — название. Так вот, я обнаружил, что матч теперь смотрит все население обеих планет. Конечно, это был уже не тот матч, монголы свое отыграли, и на экране, размер которого достигал теперь двадцати парсек, бегали русские с эскимосами. Счет был 17:0 в пользу первых. На моих глазах Иваненко-Брут заколотил под штангу восемнадцатый мяч, и туманность едва не разлетелась по всей Галактике от вопля, вырвавшегося из миллиардов глоток. Вы слышали, как орут альгенибцы? Ваше счастье…