Странные приключения Ионы Шекета. Книга 2 - [48]

ПЛАНЕТА ДАРИТЕЛЕЙ

Среди моих многочисленных приключений в просторах Галактики особняком стоит пребывание на планете, название которой вы не найдете ни на одной звездной карте. Не потому, что планета засекречена или карты не полны, просто у планеты этой на самом деле нет названия, и потому на картах она обозначается простой белой точкой, похожей больше на дефект в голографической ткани изображения. Честно говоря, я не понимаю, как могут люди жить на безымянной планете. Спрашивают тебя, скажем, где ты живешь? И ты гордо отвечаешь: «На Земле». Или со злобной ухмылкой: «На Геппрехоре» (Гиппрехов — действительно гнусная планета, но о ней я расскажу в другой раз). Но можете ли вы ответить: «Я живу на планете без названия?» Не знаю, не знаю… Хотя, с другой стороны, эта безымянная планета — действительно единственная среди всех этих Земель, Марсов, Венер и прочих Химмодрукариев, не названная никак. Так что, если скажете, что живете на планете, которую не удосужились назвать, — вас поймут и доставят по назначению. Меня привело на космодром безымянной элементарное любопытство. Я увидел в звездном атласе пупырчатую белую точку, потер ее пальцем, выяснил, что это реальное образование, а не голографический фантом, удивился отсутствию названия и отправился выяснить, в чем дело. Уже на внешней орбите со мной связался автоматический диспетчер и спросил: «Какого черта?» «Да так, — ответил я, — пролетом с Капеллы на Альбирео». «Налево, — посоветовал диспетчер, — а потом пять румбов к полюсу мира, не ошибетесь». «Да я и так не ошибаюсь, — миролюбиво сказал я. — Но, если не возражаете, хотел бы у вас приземлиться». «Зачем?» — буркнул автомат. «А низачем, — разозлился я. — Просто так!» Знаю я эти автоматические службы. Если бы я назвал любую причину приземления, диспетчер непременно нашел бы повод мне отказать. Например, если бы я искал на безымянной планете свою умершую бабушку, то в приземлении мне отказали бы под предлогом того, что кладбища здесь частные и потому не подлежат доследованию. А что мог противопоставить диспетчер моему «просто так?» Отказать под тем же предлогом, то есть — нипочему? Да он бы скорее принял удар током! Вот так и получилось, что диспетчер онемел от моей наглости, и я спокойно опустил звездолет на посадочное поле. Встретил меня сам начальник космопорта, сидевший на краю стартовой шахты и державшийся за топливный путепровод тремя щупальцами головной присоски. Судя по физиономии, родом начальник был с Беллатрикса, хотя отсутствие нижнего плеча наводило на мысль о том, что он мог родиться и на Зигмале. Впрочем, плечо начальнику могли отдавить и подчиненные — я-то знаю, как относятся к уроженцам Беллатрикса все остальные особи Галактики… — Шекет, — проскрипел бравый начальник. — Может, вы хотя мне скажете, что вам здесь нужно? — Ничего! — сказал я. — Единственное, что меня интересует: как вы живете на планете, у которой даже названия нет? — Названия потому и нет, что мы здесь живем, — пожал верхним плечом начальник, думая, видимо, что дал исчерпывающий ответ. Он решил, что от Шекета легко отделаться? — А почему же вы здесь живете? — заинтересованно спросил я. — Разве в Галактике мало планет с названиями? — Послушайте, Шекет, — разнервничался начальник и замахал перед моим носом одиннадцатью носовыми щупальцами, — у нас проводятся важные эксперименты, и ваше присутствие нежелательно… — В таком случае я остаюсь здесь на всю оставшуюся жизнь! — воскликнул я. — И посвящу эту жизнь тому, чтобы узнать, в чем эти ваши эксперименты заключаются! — Да? — загрустил начальник. — В таком случае, скажите: вы верите в Бога? — Нет! — твердо сказал я. — В таком случае, скажите: откуда у разумных существ появляются представления о моральных ценностях? Только не говорите, что народ их сам и выдумывает, вы же грамотный человек, да еще землянин, должны знать, что, например, до заповеди «не убий!» нормальное разумное существо додуматься не в состоянии. — Хм… — протянул я. — Вопрос, конечно, интересный. Пожалуй, вы правы. Но при чем здесь… — При том. Вы находитесь на планете, где ведутся научные разработки заповедей для цивилизаций Галактики, еще не осознавших, что без морали будущее их окажется смутно и бесперспективно. — Как интересно! — воскликнул я. — Я бы хотел посмотреть! — А потом вы улетите? — с надеждой осведомился начальник. — Естественно. Не думаете же вы, что я действительно способен прожить здесь остаток дней! Приободренный начальник подпрыгнул на ложноножках и перекатился на дорогу, которая вела из космопорта куда-то в направлении серых гор. Я вывел вездеход и поехал следом. Не успели мы углубиться в ущелье между двумя горами, как начальник вытянул вверх все свои щупальца и заявил: — Ну вот, к примеру. Направо, видите? Я увидел. В небольшом пруду между скал плескалась стая странных рыбин с двумя головами. Одна из рыбин, чуть побольше остальных, вылезла на берег и пыталась, помогая себе плавниками, вскарабкаться на довольно пологий холм. На вершине холма сидел нагловатого вида научный работник — по виду то ли с Антареса, то ли с Драни — и следил за мучениями рыбки, даже не пытаясь протянуть ей руку помощи. — Как насчет братской солидарности? — спросил я. — Почему этот тип наверху не поможет тому типу внизу взобраться… — Чистота эксперимента, — заявил начальник космопорта, придерживая меня верхним плечом, чтобы я не полез помогать страждущему. — Ставится опыт по дарению заповедей аборигенам планеты Азулай. Это земноводные существа, сейчас они кочуют из одного океана в другой, убивая друга почем зря. Наши ученые ужа разработали для них комплекс моральных ценностей, и теперь тренируются в процессе дарения. — Аборигены хоть настоящие? — с подозрением спросил я. — Конечно, нет! — возмутился начальник. — Как можно ставить опыты на живых существах? Это виртуальные копии! Потом, когда экспериенты будут завершены, на Азулай отправится экспедиция и произведет дарение в полевых условиях. У аборигенов появится вера, они поймут наконец, как им нужно поступать… — Интересно, — сказал я, — с заповедью «не убий» мне понятно. А что с другими? Может, у них и воровать нечего, зачем им тогда соответствующая заповедь? — Так ведь для того мы здесь работаем! — воскликнул начальник космопорта с таким видом, будто и он был причастен к научным разработкам. — Скажем, вот этим рыбам с Азулая совершенно необходима заповедь «не ставь жабру поперек горла соседа». Сами они до этого пока не додумались… Виртуальная копия азулайского аборигена между тем добралась почти до вершины холма, и научный сотрудник взялся за дело. Ну и представление он устроил! Пускал дым из ноздрей, прыгал, светился, пел странные песни без музыки, но со словами, которые, правда, не имели никакого смысла… В общем, делал все для того, чтобы азулаец понял: перед ним Он. Тот, Который Сейчас Что-То Даст. Рыбина перестала дергаться и застыла, ожидая Дара. Экспериментатор протянул вперед все четыре руки и прицепил к плавникам азулайца какие-то тонкие волокна. Азулаец благоговейно застыл, а потом неожиданно взбрыкнул хвостом, волокна разорвались, что-то засверкало на вершине, раздался грохот, и бедная рыбина полетела в пруд кувырком. — Эх! — раздосадованно воскликнул начальник космопорта. — Шестой дубль за две недели. Что-то у них не получается с нитями. У азулайцев, понимаете-ли, линейное письмо, а нити, которые для этого пригодны, почему-то рвутся… Ничего, все будет хорошо, у наших ученых еще не было ни одного сбоя! В Галактике не существует цивилизаций, которые на раннем этапе развития не получили бы моральных законов в виде религиозных заповедей. — Вот как, — пробормотал я, чувствуя странное напряжение в суставах. — А давно ли на вашей планете существует этот… э… научный центр? — Давно, — сказал начальник. — Я здесь всего семьсот лет, мой предшественник работал полную смену, то есть три тысячелетия, а до него… — Достаточно, — прервал я. — Меня, видите ли, интересует, не проходила ли по вашему ведомству планета Земля. Это было примерно… — Как же, — обрадовался начальник. — Проходила! Это было в смену моего предшественника, но я люблю просматривать записи. Интересная была работа. Теорию для людей готовили, кажется, на лучших компьютерах центра, а виртуальную копию человека разрабатывали несколько столетий. Ей даже имя дали… не помню, правда… — Зато я помню, — буркнул я. — Ах, простите, — смешался начальник. — Я и забыл, дорогой Шекет, что вы с Земли. Вас задевает то, что… — Могу я посмотреть ту запись? — спросил я. Начальник загрустил. — Боюсь, что нет, — вздохнул он, и все его щупальца безнадежно повисли. У нас не принято показывать записи экспериментов представителям тех цивилизаций, для которых здесь готовили системы моральных принципов. — Ясно, — сказал я и повернул вездеход. — Улетаете? — обрадованно спросил начальник. — Да, — твердо сказал я. — Ваши разработки очень интересны, но… — Но — что? — нахмурился начальник. — А то, что у нас на Земле и сейчас убивают — не так часто, как сто лет назад, но все же… И воруют — ох, как воруют! А уж относительно прелюбодеяний я вам скажу… — Не надо, — прервал меня начальник. — Я все понимаю. Он перекатывался за мной по дороге и кричал вслед: — Мы делаем все, что можем! Но мы же не виноваты в том, что мы хотим, чтобы было как лучше, а получается как всегда! Я добрался до звездолета, поставил вездеход в гараж и задраил люки. — Да! — вспомнил я уже после того, как корабль вышел из атмосферы. — Этот тип так и не сказал, почему планета не имеет названия! — А что тут непонятного? — въедливо сказал звездолет, помигав пультовыми огнями. — Планета, где экспериментируют над моралью. Только названия ей не хватало…