Странные приключения Ионы Шекета - [20]

Честно говоря, одно время я грешил даже на самого Ленина. Почему нет? По-моему, апарайскому агенту вполне могла прийти в голову гениальная идея устроить мировую революцию в одной, отдельно взятой стране. Но Ленин лежал больной в Горках, допускали к нему только близких людей, и прощупать детектором аппендикс вождя мирового пролетариата не было никакой возможности.

Проваландавшись неделю и обнаружив, что у восьми процентов членов советского правительства вообще нет аппендикса, я уже готов был сдаться и привести в действие второй вариант плана — а именно, перейти от поиска апарайского агента к уничтожению последствий его возможной деятельности. Иными словами, подложить товарищу Троцкому яд в питье, чтобы раз и навсегда избавиться от проблемы влияния евреев на мировую революцию.

Вот тогда-то и случилось то, о чем я потом не мог вспоминать без содрогания.

В Кремле назначено было заседание военачальников, на котором должна была присутствовать вся верхушка власти, включая товарищей Сталина, Троцкого, Бухарина и так далее. Я, конечно, отправился к Финкелю и потребовал пропуск. Резидент охарактеризовал мою наглость нехорошим словом, но пропуск достал. Чтобы быть не узнанным в толпе военных, я нацепил форму командарма и отправился в Кремль. Согласитесь, что, если бы я надел форму рядового бойца Красной Армии, меня остановил бы первый патруль. А командармов в те дни по кремлевским коридорам ходило столько, что они даже не здоровались при встречах, потому что не знали друг друга в лицо.

В зале, где проходило заседание, яблоку негде было упасть. Впрочем, для яблок был уже не сезон, их и взять-то было неоткуда. Я прошел в первый ряд, сел рядом с товарищем Микояном, который забрел на заседание от нечего делать, и принялся осматриваться.

— Вы какой армией командуете, товарищ? — наклонился ко мне Микоян, пронзая меня острым армянским взглядом.

— Чукотско-таймырской, Анастас Иванович, — отрапортовал я, очень надеясь, что двадцать седьмой бакинский комиссар не силен в географии.

— Ага, — задумчиво произнес Микоян и приготовился задать новый вопрос, но от возможного конфуза меня спасло появление за столом президиума товарищей Троцкого, Блюхера и Тухачевского. Как только они заняли свои места, ультразвуковой детектор в моем боковом кармане завопил, как ворона, у которой из клюва выхватили кусок сыра. Однако! Апарайским агентом был кто-то из сидевших передо мной героев! Кто? Неужели Блюхер или Тухачевский?

Товарищ Троцкий поднялся, чтобы начать речь, и я понял все коварство наших апарайских врагов. Агентом был именно Лев Давидович! Именно у него — единственного в этом зале — аппендикс находился не на положенном месте.

Ловко, однако, придумано! Объявить себя евреем, взять власть, понастроить в стране концлагерей, — одним махом решить все проблемы: и Россию развалить, и евреев из страны прогнать, и идею коммунизма раз и навсегда опорочить.

Что я должен был сделать в сложившихся обстоятельствах? Стрелять в апарайца-Троцкого? Это исключалось, я все-таки был патрульным, а не террористом!

Вот тогда-то память и сыграла со мной злую шутку, которую я ей никогда не прощу. Сидя в первом ряду и сверля товарища Троцкого мрачным взглядом, я почему-то вспомнил о том, что в 1940 году этого типа зарубили ледорубом по приказу товарища Сталина. Значит, подумал я, нужно сделать ставку на Сталина, а он уж сам с Троцким разберется.

Мне бы еще поднапрячь память и вспомнить о других делах Иосифа Виссарионовича, но время поджимало, и я огляделся в поисках усатой физиономии. Сталин сидел справа от Микояна, и место рядом с ним было свободно. Я немедленно пересел.

— Иосиф Виссарионович, — жарко зашептал я на ухо будущему генсеку, — вы знаете, какой компромат я могу вам представить на Троцкого?

Компромата на Троцкого у Сталина было достаточно, но кто же отказывается от дополнительного материала?

Поговорили мы хорошо. Сталин остался доволен. Я тоже — мне казалось, что я отлично выполнил свою миссию.

На следующий день Троцкого не пустили в Горки к Ленину, я понял, что дело сделано и можно возвращаться. Попрощавшись с резидентом Финкелем, я прыгнул в колодец времени и вернулся в кабинет господина Бецалеля, чтобы доложить о выполнении задания.

— Троцкий не стал генсеком, — бодро сказал я. — Апарайский агент обезврежен и в 1940 году уничтожен.

— Да? — мрачно сказало изображение господина Бецалеля. — По-вашему, Шекет, Сталин лучше? Вы хоть понимаете, что лишили Россию светлого будущего? Ведь Патруль не может вмешиваться в историю вторично — что сделано, то сделано!

Только тогда я понял, что нельзя надеяться на память — она всегда подсказывает лишь то, что вредит делу. С тех пор я предпочитаю на память вообще не полагаться. Если я вспоминаю, что сегодня четверг, то непременно смотрю в календарь — вдруг сегодня на самом деле суббота?

КОРОЛЬ И ЕГО ШУТ

Вы когда-нибудь бывали в Атлантиде? Не отвечайте, знаю, что не бывали, если не служили в Патруле. Атлантида погибла двенадцать тысяч лет назад, и у нашей организации не было никаких причин заниматься исправлением истории в этой исчезнувшей части земного шара. Вот уж действительно! Со стихийными бедствиями Патруль справиться не мог, предотвратить трагедию целого континента был не в состоянии, и потому делать нашим агентам на территории суверенной Атлантиды было решительно нечего.