Странности любви - [20]

Политические неформалы (будем называть их так, как они сами себя называют) издают целый ряд печатных, верней, машинописных органов. Тираж невелик, так сказать, на правах рукописи, зато объем вполне приличный, страничек сорок-пятьдесят.

Отличается ли этот новый «Самиздат» от прежнего, «эпохи застоя»?

Отличается, и сильно.

В старом «Самиздате» широко публиковались профессионалы, вплоть до классиков — Ахматовой, Пастернака, Цветаевой, Булгакова, Мандельштама, Платонова, Набокова. Сегодня недозволенное дозволено, писательские столы стремительно опустошаются, и нынешний «Самиздат», не в обиду ему будет сказано, по уровню близок к стенгазете гуманитарного вуза. Почти все, что поднимается выше, довольно легко пробивается в официальную печать — не в качестве статьи, так в виде письма в редакцию.

Какова, на мой взгляд, будущность неформальной печати? Думаю, захиреет, если не поддержать. А поддерживать надо: ведь стимулируем мы, в том числе и материально, самодеятельную драму, балет и даже цирк — почему же делать исключение для самодеятельных журналов и газет? Почему бы не узаконить их хотя бы на правах цирка?

Общественно активная молодежь пробует голос на стихийных митингах, пробует перо в самодеятельных журнальчиках. Не высшая комсомольская, диплома не дает — но ведь тоже школа социальной деятельности. Авось когда-нибудь и пригодится.

Если отойти подальше

Когда пытаешься обобщить и оценить пестрое явление неформалов, первый лежащий на поверхности вывод обескураживает: почти все не ново. И смена мод, и вольности в прическах, и мятеж в музыке, и шок в танце, и скандальность, и драчливость, и эпатаж. Многое, слишком многое было.

Так что же происходит?

Перелицовка известного? Старьевщик в очередной раз перетряхивает свои сундуки? Юбка, упавшая до щиколотки, вновь взлетает к бедру?

Но откуда же столь четкое и тревожное ощущение новизны?

Мне кажется, ощущение новизны дает новизна. Да, многое было. Но чего-то — не было. Что-то пришло впервые.

Вот уже целый ряд лет мы живем терпимо, то есть не голодно, не бедно. Но скучно. Нет, душа не бездельничает, мозги не простаивают. Однако ведущий цвет нашего досуга — серый.

Города пустеют рано. Театров мало, и лишь единичные резко выбиваются из ряда. Фильмов, которые стоит посмотреть, порядочно, но таких, которые не смотреть нельзя, — наперечет. Кафе, рестораны, вообще общепит — лучше не вспоминать: мы тут не только не великая держава, но даже и не развивающаяся страна, только по очередям у входа первые в мире. Клубы оказенены, зоны отдыха однообразны. Самая оптимистичная формулировка, которая приходит на ум, — что работы тут непочатый край.

Эту непочатость мы и сами чувствуем, ругаем себя, время от времени производим разные энергичные телодвижения: объявляем конкурсы на сценарии массовых мероприятий, придумываем отраслевые праздники — скоро в календаре придется отмечать красным редкие бесхозные дни, не принадлежащие ни ткачам, ни врачам, ни пожарным, ни мелиораторам. Словом, не сидим сложа руки, стараемся.

Общенародные праздники стремимся проводить не только торжественно, но и весело: загодя сколачиваем временные эстрады в парках и на площадях, готовим иллюминацию, стимулируем самодеятельность. Активно ищем новые формы.

Недавно я наблюдал такое зрелище: под моросящим дождичком ослик тащил тележку, а в ней трое — мужчина в розовой рубахе с пояском и две разукрашенных, нарумяненных девушки в ярких сарафанчиках. Мужчина погонял, одна девушка ела мороженое, другая просто сидела, устало сгорбившись, свесив с тележки ноги в стилизованных башмачках. Что ж, не только воинский наряд, но и карнавал нуждается в репетициях, в освоении маршрута, в подгонке костюмов, в отработке шуток. Веселье и яркость с неба не упадут…

А с чего это я вдруг про ослика и тележку? По делу ли такой зигзаг в разговоре о неформалах?

По делу. Очень по делу.

Художники-пуантилисты пишут картину точечными мазками. Смотришь вблизи — полный сумбур. Отойдешь подальше— все на месте, и сюжет, и контуры, и идея. Наши неформалы, по сути, и есть такие точки, вроде бы хаотично и даже бестолково разбросанные на холсте. Но — не поленись, отойди подальше.

С расстояния огромное полотно приобретает новые качества — отчетливость, осмысленность и даже своеобразную красоту. Ведь что произошло, что случилось с молодежью? А вот что: на наши улицы и площади выплеснулся карнавал. Да, да, товарищи, — карнавал. Никем не организованный, никак не оплаченный, на зрителе не апробированный, в инстанциях не утвержденный, а потому естественный, живой, изобретательный и энергичный. Эпатируют, раздражают? Так ведь карнавал и должен дразнить. Изощряются в одежде и прическах? А как не изощряться, если карнавал одновременно и парад масок, и их состязание, где премируется самая неожиданная, самая броская. Бросают вызов привычной морали? Но ведь и это традиционная черта празднества: во время карнавала все знакомы, все открыты, все на «ты».

Карнавальность — вот то новое, что принесли с собой неформалы восьмидесятых…

В конце хрущовской эпохи страна начала застраиваться однотипными кварталами панельных пятиэтажек — их не зло, но ехидно тут же окрестили «хрущобами». Многолетние поселенцы коммуналок и бараков стали получать скромное, зато отдельное жилье. Это было время хрупкого, неумелого, бедного, но какого же радостного уюта! А вот на улице, увы, глаз зверел от серой унылости типовухи. Хорошо, молодые художники нашли частично приемлемый выход: стали расписывать глухие торцы пятиэтажек «под плакат». Не красота, так хоть разнообразие.