Странники у костра - [108]
Сто второй пикет — пузатая, полувысохшая сосна с широким затесом, на котором краской проставлена цифра — отметка проектировщиков трассы. Упершись в нее, просека кончается, но сквозь сосняк просвечивает другая, поперечная, к которой и должна выйти бригада Дрокова. У пикета треугольной подъемной рамой целится в небо трубоукладчик, раздобытый Анатолием Тимофеевичем взамен дефицитного трелевочного трактора, сваленные и освобожденные от ветвей сосны уложены буртами-горками на леспромхозовский манер, в оградки из четырех кольев.
Дроков проходит в сосняк, мерит перемычку до поперечной просеки — пятьдесят шагов, значит, где-то около тридцати метров, пересчитывает сосны, выбирает нулевую, от нее пилить, и возвращается к ребятам.
— Можем закончить сегодня. — Дрокову еще очень хочется распорядиться, дать команду, расставить по местам, проинструктировать — пусть не забывают, что бригадир он, но каждое утро приходится пересиливать себя, потому что, поддайся он приятному командирскому зуду, не жалеючи обсмеют — все давно и превосходно знают свое место и свою обязанность. Верно, нынче с ними новенький, и можно хоть немного отвести душу:
— Захаров! Топор возьмешь у Потапова и встанешь рядом с Климко. Он объяснит и покажет. Климко! Только без шуток. А то дважды два покалечится.
— Леня, благодарю за доверие, — Олег растроганно мигает. — Ты бригадир-психолог. Если бы Серегу учил Геночка, он отрубил бы ему голову. Клянусь! А я воспитаю настоящего сучкоруба. Ювелира, виртуоза, фокусника. Открою все секреты. А Геночка завистлив и ревнив.
— Не отрублю, так отверну, — тихонько бурчит Геночка.
— Кончай барахлить! — Дроков достает из сумки каску, надевает ее поверх тюбетейки, сухое, жесткое лицо полно значительности и важности — этакий крепкий, серьезный мужичок, сознательный пожарник, не спит, не ест, а только службу несет.
Миша Потапов заводит пускач, из кабины подает топоры Сереге, Олегу, Геночке, а Дрокову и Ване Савельеву бензопилы «Дружба».
— Каску надень, — каждое утро приказывает Дроков Ване.
— Не. Я от нее глохну, — каждое утро отказывается тот.
— Мне в тюрьму еще рано, надень.
— Вот ведь какой ты, Дроков! Ладно. — Ваня напяливает каску, но потом обязательно снимет ее и будет работать простоволосым.
Они направляются к нулевой сосне, и синим, радужным блеском поигрывают полотна пил на их плечах.
— Все, Серега. Дружба дружбой, а топоры врозь. — Олег подходит к вчерашней, еще не очищенной сосне. — Запоминай! Во-первых, никогда не садись на сосну верхом. Можешь остаться без наследников. Во-вторых, не маши топором что есть силы, ветки бывают толстые и тонкие — соразмеряй. Иначе выдохнешься. И в-третьих, берегись сухих серых сучков. Они любят отскакивать и попадать, допустим, в лоб. Хуже, когда в глаз. Инструктаж закончен, расписаться нечем. Начали! Да повдоль, повдоль! Начинай от комля. Против шерсти только в армянских анекдотах бывает.
Глухой, сытый стрекот — Ваня и Дроков делают первые зарезы. Сосна поначалу не чувствует пилы: тот же неслышный ветер перебирает ветви, тот же спокойный, смуглый румянец на теле, но полотно все жаднее и жаднее вгрызается в ствол, все сильнее хлещет желтая струя опилок, сосна испуганно, тревожно дрожит, пытается вытолкнуть пилу, не пустить дальше, давя на полотно сильно и резко, всем телом, — тогда Ваня или Дроков одной рукой похлопывают ее, подталкивают, как бы уговаривая: «Ну, чего ты, чего ты, дурочка. Не бойся, хуже не будет. Давай, давай. Что же сделаешь?» И сосна с короткими скрипучими всхлипами клонится, клонится: «Кр-р-ш-ш-ух» — из последних сил отталкивается уцелевшими лапами от земля раз, другой и смиряется. Ваня и Дроков в последний миг перед падением отскакивают, хоронятся за стволы — напоследок так может вывернуться, так влепить за погибель — не поднимешься. А теперь долой пот со лба, пройтись вдоль поверженной, довольно гмыкнуть: «Зря артачилась, голубушка. Совсем зря. Силы в тебе — слава богу, да толку что?» — и приняться за новую.
Олег кричит:
— Геночка, старт! — и давай, пятясь, помахивать топором с одной стороны, с другой тонкие ветки — тюк, тюк, толстые — кжых, кжых, — жарко, очень жарко, косой, быстрый взгляд на Геночку — и опять топором: тюк, тюк, кжих, кжих: шебаршат, выгибаются ветки по земле — готова!
— Спеклась! Геночка!
И почти в ту же секунду Геночка вторит:
— Спеклась! Один ноль, согласен!
Миша Потапов подползает на трубоукладчике, выскакивает, заводит петли под ствол, бормочет: «Давай сюда чистенькую, давай сюда свеженькую!» Поднимается треугольная рама и на тросах плавно покачивается, нянчит сосну, бережась, укладывает в бурт — оттуда уже сияют, таращатся желто-белые, веселые глаза сучьев.
А Сереге, к сожалению, работа не пришлась, так что перекуры не в радость: они раздражающе коротки, и после них еще больше слабеешь. Быстро устают руки — игрушечная легкость топора давно забыта — лезвие всаживается вкривь и вкось, подворачивается от неточных ударов; топорище, вроде бы гладкое, отполированное, саднит ладони. Спину, плечи, шею стягивает тупая, простреливающая боль, работа кажется несносной, бесконечной. Серега спрашивает в конце концов:
Рассказы, созданные писателем в разные годы и составившие настоящий сборник, — о женщинах. Эта книга — о воспитании чувств, о добром, мужественном, любящем сердце женщины-подруги, женщины-матери, о взаимоотношении русского человека с родной землей, с соотечественниками, о многозначных и трудных годах, переживаемых в конце XX века.
Дед Пыхто — сказка не только для маленьких, но и для взрослых. История первого в мире добровольного зоопарка, козни коварного деда Пыхто, наказывающего ребят щекоткой, взаимоотношения маленьких и больших, мам, пап и их детей — вот о чем эта первая детская книжка Вячеслава Шугаева.
В книгу лауреата Ленинского комсомола Вячеслава Шугаева «Избранное» входят произведения разных лет. «Учителя и сверстники» и «Из юных дней» знакомят читателя с первыми литературными шагами автора и его товарищей: А. Вампилова, В. Распутина, Ю. Скопа. Повести и рассказы посвящены нравственным проблемам. В «Избранное» вошли «Сказки для Алены», поучительные также и для взрослых, и цикл очерков «Русские дороги».
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
В сборник известного советского писателя Юрия Нагибина вошли новые повести о музыкантах: «Князь Юрка Голицын» — о знаменитом капельмейстере прошлого века, создателе лучшего в России народного хора, пропагандисте русской песни, познакомившем Европу и Америку с нашим национальным хоровым пением, и «Блестящая и горестная жизнь Имре Кальмана» — о прославленном короле оперетты, привившем традиционному жанру новые ритмы и созвучия, идущие от венгерско-цыганского мелоса — чардаша.
В новую книгу Людмилы Уваровой вошли повести «Звездный час», «Притча о правде», «Сегодня, завтра и вчера», «Мисс Уланский переулок», «Поздняя встреча». Произведения Л. Уваровой населены людьми нелегкой судьбы, прошедшими сложный жизненный путь. Они показаны такими, каковы в жизни, со своими слабостями и достоинствами, каждый со своим характером.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.